В летнем отпуске после второго курса, как и положено, мне необходимо было зайти в военкомат – встать на воинский учёт. Со мной пошла моя мама – вполне понятно её желание пройти по нашему совершенно гражданскому городу с сыном-курсантом.

По дороге нам встретилась мамина подруга, завязался обычный «мамочкин» разговор:

- А я смотрю, у тебя сын курсант. В отпуск приехал?

- Да, вот, в военкомат идём, на учёт становиться.

- А что-то я не пойму – погоны красные. Это какое же училище?

- Общевойсковое, в городе Орджоникидзе.

- А на кого же учат?

Тут пришлось вмешаться мне:

- Пехотное, тётя Валя.

Ответная реакция была убийственно парадоксальна:

- Вот оно что… А у меня вот сын в лётном учится. Ну, ничего, сынок, ты не расстраивайся. В пехоте тоже люди служат.

И смешно и обидно.

Всем своим существованием мы постоянно опровергали расхожий афоризм от Максима Горького: «Рождённый ползать летать не может».

За училищные годы пришлось и полетать на самых что ни на есть десантных самолётах Ан-12, и подниматься гораздо выше птичьего полёта. А уж сколько довелось пробежать, да ещё с в полной выкладкой! Правда, и поползали предостаточно. Этого тоже у нас не отнять.

В городе был аэроклуб. Во времена нашей учёбы он располагался на окраине города, есть такой район БАМ – там через дорогу было лётное поле, где занимались планеристы и парашютисты.

Когда мы выезжали на тактические занятия к станице Архонской, то довольно часто видели, как в небе распускаются одуванчики куполов.

Всё это кружило голову и не давало покоя, тем более что многие, если и не мечтали, то просто не исключали для себя службы в десантируемых подразделениях.

С первого курса в батальоне среди энтузиастов витала буквально в воздухе мысль -  заняться парашютным спортом с прямой целью – подготовить себя для службы в Воздушно-десантных войсках, проверить себя заранее и убедиться, что мы на это способны.

На курсе нас набралось около 30 человек. Так получилось, что костяк этой команды формировался в нашей, 2 роте.

Бесспорным лидером в этом деле был Виталик Берест. Он пришел к нам с флота, но бредил только небом. На этой почве мы с ним подружились.

Самыми опытными были Игорь Измалков – он служил срочную службу в ГСВГ, в Бурге, в десантно-штурмовом батальоне 3 ударной армии и Андрей Илютин – он до училища занимался в аэроклубе в Нижнем Новгороде и имел 3 прыжка.

Невозможно перечислить всех.  Навскидку – пожалуйста - Володя Дауров, Игорь Тышкевич, Юра Юрков, Игорь Кондауров, Олег Зубко, Виталий Берест, Игорь Измалков, Андрей Илютин .

Почему так мало осталось в памяти – да просто процесс обучения оказался долог. Поэтому многие из желающих встретиться с небом просто отсеялись на этом пути.

Командование училища отнеслось с пониманием к нашей мечте. Несмотря на то, что наш комбат – полковник Белозор Алексей Григорьевич и смотрел на нашу затею скептически – тем не менее, не мешал, и даже помог нам, когда представил начальнику училища генерал-лейтенанту Ульянову Виталию Андреевичу список желающих заниматься в аэроклубе и ходатайствовал о том, чтобы дать нам возможность попрыгать.

Когда начальник училища подписывал нам маршрутный лист, в котором был список курсантов и дни, разрешенные для занятий, то он произнес крылатую фразу: «Ну, смотрите у меня – если кто-нибудь из вас не пойдет служить в десантные войска  - я тех лично из армии повыгоняю».

Не все, конечно же, попали в десант – Игорь Тышкевич погиб в Афганистане первым из нашего выпуска, Андрей Илютин так и сгинул где-то в диких степях Забайкалья, Володя Дауров прошел весь Северный Кавказ и сейчас служит на земле предков.

Зато те, кто с легкой руки нашего генерала познакомились с небом, вспоминали его всегда с благодарностью.

Но плох был бы тот курсант, который пользовался бы только тем, что даёт начальство. В этом мы всецело поддерживали  Мичурина с его знаменитыми словами: «Мы не можем ждать милости от природы!».

Не зря ведь нам постоянно твердили, что  командир должен владеть инициативой и подчинять обстоятельства своей воле.

Нас ведь на маршалов готовили!

Мы, конечно же, все учились хорошо, но лояльность командира роты и комбата основывалась не на этом. Еще в сентябре 1983 года при оформлении нам маршрутного листа для следования на аэродром секретарша совершила оплошность – оставила пробелы в местах, где были расписаны дни недели, в которые нам было разрешено заниматься в аэроклубе – вторник, четверг, суббота и воскресенье.

И мы с Берестом впечатали туда остальные дни недели. Никто из командиров, зная крутой нрав начальника училища, не решился проверить достоверность этого документа, а мы честно пользовались этим до выпуска, не забывая об учебе.

Может быть, это смешно звучит, но чем больше удавалось прыгать, тем сильнее овладевала нами тяга в небо.

Наш батальон был на полевом выходе в Тарском. По плану выхода должно было быть много стрельб, в том числе и ночные. Но, как назло, в это же время нам разрешили в аэроклубе прыгать по три прыжка в день как начинающим приобретать опыт парашютистам. 

Нам с Берестом не терпелось поскорее испытать это счастье, поэтому, пройдя, как всегда, пеший марш от училища до Тарского, и едва успев переодеться в сухое, мы рванули к комбату - отпрашиваться.

Стоит ли говорить, что на протяжении всего марша мы только и строили планы, как подать  комбату эту идею, зная его крутой нрав. Ничего путного так и не придумали, поэтому смогли только изобразить старательно строевой шаг и четкий подход.

Комбат, выслушав нашу просьбу, чудом сдержался, смог только, через 3 минуты вдохнув воздух и обретя дар речи, сказать : «Вы или одержимые или дураки, а, скорее всего, и то и другое. Когда же вы, наконец, напрыгаетесь, в общем, идите туда, туда и туда.»

К нашему удивлению все эти направления были нацелены в сторону Орджоникидзе, то есть комбат все-таки разрешил нам двоим уйти на прыжки. Правда, мы, спокойно поразмыслив, тогда не воспользовались этим разрешением. Прыжки – вещь хорошая, но опыт стрельбы можно приобрести только на стрельбе – и мы остались.

Но это всё  потом, а ведь был первый – самый неизведанный прыжок, к которому долго готовились. В самой подготовке мало романтики – одна нудная работа, постоянное повторение одних и тех же действий. Доведение их до автоматизма и прочное внедрение их на уровень подсознания. Может быть поэтому на первом этапе начал отсеиваться народ, не принявший рутину подготовительных занятий.

 Наконец, нас допустили к первому прыжку. Как мы укладывали парашюты. Что мы только не передумали за это время! Никто не хотел показывать друг перед другом своих переживаний.

Первый прыжок мы прыгали неделю – не было погоды. В первый день нас провожала вся рота, как на подвиг. Вернулись мы ни с чем. Ротный хмыкнул в усы, но ничего не сказал. Второй раз прошел опять безуспешно.

Ротный нас вдохновил, сказав, что если и третьего раза не будет, то не судьба нам быть парашютистами, а он больше верить нам не будет.

Наконец, 19 сентября 1983 года, это свершилось.

Вкратце можно сказать, что то время, когда мы проходили медосмотр с утра, выносили парашюты на старт, заслушивали плановую таблицу на построении, пролетело для нас как во сне.

Помню только, что когда нам дали команду одеваться, я все слышал через звон в ушах и двигался скорее автоматически, чем осознанно. А уж на лица наши без слез было не взглянуть.

Я потом много видел таких лиц у перворазников во время службы в ВДВ, но свой опыт осознал только ночью. Целую неделю после первого прыжка я во сне прыгал этот самый прыжок.

Нельзя сказать, чтобы мы боялись – у нас за плечами к тому времени были и походы в горы, и пешие переходы в Тарское, многие из нашей команды прошли школу суворовских училищ, кто-то служил срочную в армии – нервы свои уже могли держать в узде.

Для меня на тот момент самым страшным был не сам прыжок, а то, что я не смогу это сделать.

Поэтому к двери я подошел, как на подвиг, по команде инструктора шагнул в небо, крепко зажмурив глаза и зажав в горле крик.

Помню рев ветра в ушах, рывок купола и тишину. Вместе с тишиной пришел свет – я открыл глаза. О том, что испытывает человек под куполом парашюта написано много. Это был просто восторг.

Потом был второй прыжок, самый страшный. Потому что при первом прыжке человек просто идет в неизвестность. Здесь главная задача – сделать шаг за борт. А при втором прыжке нужно осознанно пойти на повторение этого ужаса.

Второй прыжок из нашей команды сделали не все – примерно половина отсеялась после первого.

Изначально ставилась цель просто прыгнуть с парашютом, испытать  себя. Руководство аэроклуба тоже дало нам возможность прыгнуть, и на этом должно было все закончиться. Но после третьего прыжка, когда нас осталось менее десятка, и пришла пора расставаться, разгорелась битва – мы просились остаться и продолжать занятия. А кому нужны парашютисты, которых невозможно привлечь на соревнования, а учить надо в полной мере.

Мы неделю ходили в аэроклуб, мыли самолеты, подметали территорию. Причем, делали все это молча. Так же, молча, мы сидели кучкой на старте, провожая взглядами взлетающий самолет. И только после окончания прыжкового дня подходили к инструкторам, с каждым прощались, смотрели в глаза командиру звена и молча уходили в училище.

Через неделю первым не выдержал командир звена – Мкоян Владимир Петрович. Неожиданно он сорвал с головы летный шлем, ударил им об землю и выдал тираду: « Да что же это такое – мы возимся с сопливыми мальчишками, которым эти три прыжка нужны для острых ощущений, а здесь курсанты ходят для дела – ведь им в десанте служить придется, а мы здесь как сволочи какие-то себя ведем! Короче, кто из инструкторов берет себе ребят?»  Инструкторы только того и ждали – подошли к нам, разобрали по 2-3 человека.

Наш инструктор – Андрей Владимирович обнял нас за плечи и сказал: «Не переживайте, ребята, на тридцатом прыжке будете за собой дверь в самолете закрывать».

С этого времени мы стали полноправными участниками жизни Орджоникидзевского аэроклуба и стали заниматься по двухсотпрыжковой программе подготовке спортсменов первого разряда.

Мы изучили парашюты Д- 5 , Д-1-5у, Т-4, УТ-15 давали нам и По-9(крыло), но его успел освоить только Виталик Берест.

Нас учили выходить из самолета на поток, падать с задержкой раскрытия 10, 15 и 20 секунд, выполнять элементарные упражнения в воздухе, приземляться на точность, рассчитывать движение в воздухе под куполом. Воздушной акробатикой это еще нельзя было назвать, но мы были равными среди равных. Мы были своими среди спортсменов.

Даже к государственным экзаменам готовились на аэродроме, отрывались от неба только в дни экзаменов.

Да, а дверь в самолете Виталик Берест за собой все же закрыл, правда, прищемил ей  кроссовку, поэтому приземлялся босиком.

Есть такое понятие – стихия. Никогда нельзя сказать, что она покорилась и обращаться с ней нельзя на «ты». Хотя бывают случаи, когда она по своей прихоти может побаловать или поиграться.

На третьем прыжке нам выпало с Володей Дауровым выходить в первой паре. Выбрасывали нас тогда ещё далеко от старта, чтобы не мешали спортсменам, и интервал выброски делали больше пяти секунд, чтобы не мешали друг другу в небе.

Мы, уже «опытные зубры», решительно вышли в небо, раскрылись, начали снижаться – как вдруг – что такое?

В небе можно ориентироваться либо по соседу, либо по приближению земли, чтобы оценить высоту.

Было полное ощущение, что я стремительно приближаюсь к земле. Взгляд на купол – всё в порядке. Взгляд на землю – далеко ещё.

В чём же дело? Володя стремительно удаляется относительно меня вверх. Пусть он меньше меня, пусть я тяжелее – но такой разлёт по высоте противоречит законам физики. Потом нам разъяснили, что есть тёплые восходящие потоки, и если в такой поток попадает парашютист, то он запросто может подняться, иногда довольно высоко – и тогда его удовольствие от прыжка может значительно продлиться. Да ещё и отнести может в сторону довольно далеко.

Уже в войсках, в ГСВГ наш выпускник Анатолий Калачёв на прыжках попал в восходящий поток, минут пятнадцать летал в небесах и приземлился в километре от площадки приземления.

Тот, третий прыжок, запомнился ещё и тем, что занесло меня на стадо коров на окраине аэродрома. Уж как я кричал, старался отогнать их от места приземления. Видно было, что коровы слышат крики, честно водят головами, стараясь найти, кто их беспокоит. Но ведь ни одна не догадалась посмотреть вверх. Так и сел между ними. Едва успел собрать купол – появился бык. И по всему было видно, что такого вмешательства в  свою личную жизнь он терпеть не намерен.

Пришлось как можно быстрее ретироваться в сторону старта, чтобы не вступать в рукопашную схватку с рассерженным быком.

Что поделаешь – стихия!

В небе опасность и курьёз ходят рядом. Только что ты рисковал, боролся со своим страхом, покорял стихию, - а через пять минут уже смеёшься с друзьями над прошедшими трудностями.

В один из прыжковых дней стихия решила подшутить над Игорем Измалковым.  Сильный боковой ветер нал относить его от площадки приземления в сторону домов. Высота позволяла побороться за успех, но технические характеристики купола Д-1-5у оказались слабее ветра, и Игоря занесло на крышу 9-этажного дома.

Пожалуй, он пролетел около километра от площадки приземления.

Вариантов развития событий два – либо загасить купол и пытаться выбраться с крыши через чердак, либо, пока не погас купол – спуститься на парашюте с крыши здания и приземлиться во дворе.

У обоих вариантов мог бы быть неблагоприятный исход – или при попытке загасить купол парашютиста ветром снесёт с крыши с уже неработающим куполом, или купол начнёт гаснуть раньше, чем парашютист успеет оттолкнуться от крыши и продолжит снижение под куполом.

На принятие решения – доли секунды.

Без риска не обойтись.

Игорь решил продолжить прыжок, пробежал по крыше, не давая куполу погаснуть – и кинулся с крыши вниз. Умело управляя куполом, перелетел через двор и приземлился как раз у пивного ларька, откуда за его полётом с неподдельным интересом наблюдали местные мужички.

Нашлись и помощники, пособившие собрать купол, нашлась и кружечка пива, поднесённая герою восхищённой публикой.

Так что взгляду командира звена, примчавшегося на машине спасать парашютиста, открылась совершенно мирная картина – парашют, уложенный в сумку по всем правилам и живой и здоровый герой события в окружении поклонников с кружкой пива в руках.

Потом все вернулись на аэродром, но прыгать в тот день Игорю уже не получилось – куда же он с запахом в небо?