В принципе, говоря о службе войск, мы имеем в виду повседневную жизнь училища, ведь даже соблюдение распорядка дня является элементом службы войск.

Однако, благодаря тому, что рутина повседневной жизни время от времени разрывалась нарядами, караулами и прочими служебными делами, курсантские  будни остались в памяти чередой воспоминаний, а не сплошной серой лентой, из которой невозможно выхватить яркое пятно.

Первый курс – начало всех начал. В караулы нас начали ставить не сразу, поэтому первые воспоминания – о нарядах по роте и по столовой.

Особенно, самые первые наряды, ещё на курсе молодого бойца и потом, в первом семестре, когда шла притирка народа друг к другу.

Как приходилось бороться за уважение, когда поначалу старшина назначал сводные наряды – по одному человеку от взвода, и армейцы пытались вводить свои «дембельские» порядки, а поступившие с гражданки пытались неумело откосить или перебросить свои обязанности на товарища по наряду.

Постепенно выработалась система. Мы учились друг у друга. Особенно интересно было, когда братья из другого взвода, принимая наряд по роте, проявляли недюжинную требовательность, залезая в такие щели, которые ассоциируются только с одним местом – ж….., и демонстрировали при этом большевистскую верность уставу, фанатично сверкая глазами.

Каково же было их разочарование, когда тот же состав наряда, который они так добросовестно учили жизни, принимал у них службу, когда судьба сводила через некоторое время. Тут уж невольно вспомнишь Маркса и его знаменитое: «Бытие определяет сознание». Оказывается, одно дело - принимать наряд у товарищей, вынимая из них душу, и совсем другое – сдавать им наряд по тем же высоким требованиям.

Именно так и приходило понимание того, что  живём вместе, служим вместе, и выезжать на спинах товарищей не следует.

Первые караулы, как первая женщина – толком не запомнились, но впечатление осталось.

Первое впечатление, конечно же – подготовка и допуск к несению караулов, бесконечные тренировки на караульном городке и зубрёжка устава караульной службы.

Язык устава настолько же лаконичен и строг, насколько далёк от обычной человеческой речи. Поэтому укладываться в память он начал только после многократных заучиваний, а осознаваться только вместе с изменением восприятия мира по мере взросления и врастания в мир военной жизни.

Караулы в училище и караулы в учебном центре – это две большие разницы.

Казалось бы, что проще – ходи себе ночью с автоматом, да не засни.

Только вот в училище всё спокойно, постоянно присутствует понимание, что за забор мало кто полезет.

Самое главное – не попасться на глаза многочисленному начальству, пережить проверку караула командиром роты, да ещё, кому не повезло,  выстоять на первом посту – самом, пожалуй, трудном.

Днём ещё можно продержаться – народ ходит, знакомые кивают, кто–нибудь и поговорит с тобой, молчаливым и безответным. Но ночью до невозможности хочется спать. На улице легче – где-то ветерок освежит, где-то морозец взбодрит, а то и дождичек умоет.

На первом же посту постоянно душно – и летом, а ещё хуже - зимой, с места не сойти, дежурный по училищу может проверить в любой момент методом выглядывания из двери своего помещения. Но человек ко всему привыкает. Так и часовые приноровились спать стоя, опираясь плечом на штык карабина. Так что сразу можно было увидеть, кто специализируется на несении службы на первом посту – на правом плече на кителе или шинели характерная вмятина или даже порез от штыка.

Особенная история – училищная гауптвахта. Сидельцы тамошние – свои же братья с разных курсов, попавшие туда за различные прегрешения. Поэтому строгость к арестованным уставных положений смягчалась бережным отношением караула. Особенно, если в карауле стоял первый курс, а «зону топтали» третье – и четверокурсники, которым вообще закон писан не был.

В 1983 году в день выпуска 7 и 8 роты нашему взводу доверили заступить в караул в училище. Будучи выводным, мне довелось провести всю ночь с автором песни об училище (помните – «Орджоникидзевское командное…»?) Андреем Китовым. Трудно сейчас сказать, за что он был арестован начальником училища за сутки до своего выпуска. Получилось, что сел он курсантом, а вышел с гауптвахты лейтенантом. Ему не спалось – пусть не романтическая, но такая необычная ночь бывает раз в жизни. Так и проговорили всю ночь обо всём, тем более, что собеседник он интересный.

Караулы в Тарском – для первокурсника, впервые заступившего «для выполнения боевой задачи в мирное время» - довольно серьёзное испытание.

С годами курсант привыкает ко всему, да и со временем нам действительно повезло – тогда Северный Кавказ не был горячей точкой на карте страны. Поэтому для  старших курсов караул в Тарском был как запланированный отдых на природе с элементами боевого дежурства.

Первые же караулы – сплошной адреналин.

Особенно на третьем посту – хим. городок и огневой городок БМП. Это был самый дальний пост от караульного помещения – по разным оценкам от 3 до 5 км, хотя удивляет такое расхождение – столько раз было пройдено это расстояние, что можно было бы до сантиметров измерить. А, может быть, просто с годами забылось?

Представьте себе тёмную ночь (а солнце в горах выключается в 20 часов). Огромные звёзды на небе загадочно мерцают, весь горизонт занят массивом Главного кавказского хребта, из предгорий доносятся вопли шакалов – то, как плач ребёнка, то, как будто кто-то зовёт: «Эй, эй!».

Постепенно сознанием овладевает ощущение, что остался один в мире. Обостряются зрение и слух. Походка становится упругой, как у барса - часовой выполняет боевую задачу.

В последующих караулах приходит привыкание, боевая насторожённость уступает место философским размышлениям (не в ущерб службе).  Благо, величественная картина гор способствует возвышению души.

Уже за то можно благодарить караулы в Тарском, что они давали возможность встретить рассветы в горах. Солнце всходит где-то на той стороне хребта. Поэтому сначала начинает светиться небо, потом подсвечиваются вершины, начинают меняться и двигаться тени в распадках гор. Наконец, появляется сначала сияние, затем всплывает солнечный диск.

С наступлением дня теряется очарование ночи, взамен приходит чувство выполненного долга – за ночь ничего не произошло, а день пройдёт быстро и интересно – начнутся занятия, жизнь закипит. А там, и со знакомым незаметно словом перекинешься.

В противовес всей этой благостности был, конечно, большой минус.

Разводящий первого сектора (первый пост – парк боевых машин и четвёртый пост – склад РАВ) проходил свой маршрут относительно быстро, и у него оставалось немного времени на отдых.

В отличие от него второй разводящий – посты номер два и три (танковый огневой городок и хим. городок с огневым городком БМП) на смену часовых и выдвижение на посты и обратно тратил всё возможное время. Поэтому была привычной такая картина – разводящий со сменой возвращается с постов, а его во дворе караульного помещения уже поджидает очередная смена, и всё начинается заново.

Умный начальник караула строил службу так, чтобы второй разводящий мог отдохнуть – отправлял помощника для смены часовых, заодно и для проверки несения службы часовыми. Да и сам менял одну из смен, совмещая полезное с гуманным.

Обыкновенный нач. кар такими тонкостями не заморачивался, поэтому никого не удивляла картина, когда из-за кургана Зелёного вытягивалась смешанная колонна – впереди на ишаке разводящий, за ним бодренько топают караульные. Хотя это было наказуемо.

Откуда ишак?  Помилуй Бог, мы ведь на Кавказе! Сколько их паслось ночью на полях. До селения Тарского ведь рукой подать.

Справедливости ради надо сказать, что не всегда ишачка возвращали обратно – чаще было, что просто отпускали – сам дорогу найдёт. А иногда бывало, что и хозяин заглянет на огонёк – заодно и  поругается.

К специфике караульной службы в училище можно отнести такую особенность, что курсанты службу несли без отрыва от учёбы. Поэтому нередко можно было наблюдать курсанта днём на караульной вышке с конспектом в руках, особенно во время сессии.

Такое нарушение устава не могло приветствоваться, но командиры чаще всего относились к этому с пониманием, лишь бы курсант не наглел и не слишком явно демонстрировал тягу к знаниям, маскируя под конспект интересную книгу или развлекательный журнал.

Что говорить – первый курс для нас закончился чередой караулов. Четвёртый курс выпустился, третий курс на стажировке, второй курс в отпуске. Вот и получалось, что службу несли в буквальном смысле «через день – на ремень». Причём между караулами мы ещё умудрялись сдавать сессию, а завершилась эта эпопея недельным полевым выходом батальона с ночными стрельбами. И только по окончанию этого выхода наш батальон получил долгожданный летний отпуск.

Конечно же, караульная служба, как и любое дело, в котором участвовали курсанты, использовалась для обучения и оттачивания навыков.

За четыре года практически всем доводилось исполнять обязанности от часового и выводного на гауптвахте до разводящего и начальника караула (на четвёртом курсе и стажировке). Так что этот вид деятельности был освоен в совершенстве.

Вообще, все наряды описать весьма сложно – вся жизнедеятельность любой воинской части поддерживается силами суточных нарядов.

Но самый жизненный изо всех – конечно же, наряд по столовой. Что там делали – ясно без слов. А вот как это делалось – иной раз со здравым смыслом не срасталось. Многие наверняка могут вспомнить первое впечатление о первых нарядах по столовой и о том, что после них долго не могли есть военную рыбу. А уж чистка картошки давно вошла в военный фольклор.

Однажды на полевом выходе от батальона был выделен сводный наряд по столовой из залётчиков. Дело было на третьем курсе и беды не предвещало ничего. Всего-то за ночь надо было начистить  картошки на следующий день. Ночь прошла в великих трудах, а утром на разводе начала выясняться правда.

Оказывается, зрительно оценив непомерный объём предстоящего трудового подвига, народ понял, что без научной организации труда здесь не обойтись. Да и поспать ещё хотелось этой же ночью. Рацпредложение не заставило себя ждать.

Если картошку чистить не методом срезания кожуры тонким слоем, а, просто обрезая ножом все выпуклости шестью движениями – то получается аккуратный кубик. Скорость чистки возрастает неимоверно, гора корнеплодов тает на глазах, для отдыха остаётся вполне прилично времени.

Окрылённый передовой научной мыслью народ с воодушевлением принялся за работу. Дело шло споро, время пролетело незаметно.

Утром начальник столовой не верил своим глазам – в пустом овощном цеху в ванной сиротливо лежала горка картофельных кубиков, зато на свалке появился огромный террикон из очисток, на которые ушло две трети суточной нормы на батальон. Всё бы ничего, да вот людей чем кормить?

Комбат, произнеся прочувствованную речь, заклеймив позором вредителей, и воззвав к здравому смыслу, принял соломоново решение – сами почистили, сами и поголодаем. Остатки разделили на всех. Народ подкрепился иллюзорными порциями. Неприятно, но пережить можно. К третьему курсу курсанты были уже достаточно закалены, чтобы их не беспокоили такие глупости, как «жрать хочется».

Вообще, самым главным военным деликатесом считается жареная картошка. Готовится она всегда глубокой ночью, когда все начальники ушли, а дежурный по училищу ещё не вышел в обход территории.

Но если для наряда по столовой залёт с картошкой ещё может сойти с рук – все начальники когда-то были молодыми и некоторые даже ещё помнили об этом, то для других нарядов наличие жареной картошки в месте несения службы считалось явлением предосудительным и достойным всяческого порицания, сопряжённого с карательными мерами.

Весной 1983 года, под закат второго курса наша рота заступила в наряд по училищу – караулы, столовая, парк и т.д. В наряд по первому КПП выпало заступать дежурным Лёше Артемьеву, помощниками дежурного – мне  и Андрею Капырину.

Дело привычное, только вот дежурного первый раз назначили от второго курса, до этого с нами ходили старшекурсники.

Развод, приёмка наряда, ужин – всё знакомо и наработано  до мелочей.

Леша за время ужина договорился со старшим наряда по столовой Васей Кругляком, чтобы нам на КПП отделили ночью главного деликатеса.

Жизнь налаживалась.

Мне выпало отдыхать в первую смену, поэтому роковые события прошли несколько мимо, хотя последствий их хватило на всю ночь.

Поначалу всё сработало, как часы. От щедрот наряда по столовой на КПП была доставлена огромная тарелка с жареной картошкой.

Курсант ведь существо такое – на трудности жизни внимания не обращает, но никогда не упустит возможности немного подкрепиться – тем более, что растолстеть в училище никто не боялся. Не до того было.

Дежурным по училищу заступил полковник Деркач – мужчина героических пропорций, с несколько суровым характером, преподаватель кафедры эксплуатации боевых машин.

Ночью, как обычно, он вышел в обход по училищу и, конечно же, заглянул на КПП-1.

Наверняка он не ожидал, что там всё будет идеально, поэтому спокойно отнёсся к некоторому беспорядку в комнате дежурного по КПП. Его не смутили даже немытые полы в сквозном коридоре между дверями. Даже некоторая замусоренность, или лучше сказать – неподметённость территории  вокруг КПП не поколебала его душевного спокойствия. Благожелательно отдав несколько распоряжений по устранению недостатков, он уже собрался уходить.

Но тут фортуна от нашего наряда отвернулась – нелёгкая занесла дежурного в комнату посетителей, которая тоже не была образцом внутреннего порядка. Вообще, полковник Деркач был очень сдержанным человеком, поэтому по мере выявления свидетельств недобросовестной службы он только мрачнел, ничем другим не проявляя недовольства.

Несколько более резким тоном он распорядился навести порядок в комнате посетителей, и тут сквозь крышку, сквозь дверцу шкафа на свободу вырвался аромат жареной картошки.

Плотина сдержанности рухнула. Злосчастная тарелка кораблём пришельцев пролетела через всю комнату, теряя содержимое. Ревя, как раненный медведь, дежурный разнёс всю мебель в комнате посетителей. Оставалось только уворачиваться, чтобы не попасть под горячую руку.

Итог такой – до утра на КПП идеальный порядок, утром он ставит в известность командира роты.

Что такое было попасть под разъярённого ротного – легче под танк броситься. Однозначно светило снятие с наряда с последующей чередой исправительных мероприятий.

После ухода дежурного по училищу весь наряд по тревоге был собран в комнате посетителей, и состоялось краткое совещание. Искать виноватых было бессмысленно – надо было исправлять положение.

Оставалось одно – снять парадную форму – и активно приняться за исправление ситуации. Наверное, здание КПП так не сверкало со дня сдачи его в эксплуатацию.

К пяти часам утра были устранены даже те недостатки, которые не были указаны.

Переговоры выпало вести Лёшке Артемьеву. Зря он, что ли, дежурным стоит. Суть переговоров сводилось к одному: «Товарищ полковник, мы кровью искупили. Только командиру роты ничего не говорите, а мы ещё отбатрачим, если надо будет».

Видать, дежурному по училищу понравилось наше стремление исправиться. Он не стал обещать, что ротный ничего не узнает, но, по крайней мере, с наряда снимать не стал.

Успокоенный наряд по КПП расслабился. Дежурный выставил охранение в моём лице, остальные попадали прямо на стулья в комнате дежурного, потому что в остальных местах было просто жалко что-то портить, так всё сияло.

К шести часам утра командир роты, тогда ещё у нас был капитан Дергач, пересёк КПП-1, принял доклад, прошёлся по помещениям, с доброй  отцовской улыбкой на лице разрешил не будить остальных ещё полчасика – и направился дальше по своим командирским делам.

Казалось, беда миновала.

Но ведь был ещё визит к дежурному по училищу. Поэтому в 7 часов 30 минут зазвонил телефон и дежурный по КПП был вежливо допрошен по средствам связи командиром роты.

От этой вежливости веяло могильным холодом, а лязг металла в голосе ротного слышался даже через мембрану микрофона.

С наряда нас всё-таки не сняли, но было поставлено условие  - представить от дежурного по училищу записку по окончанию наряда, иначе - границы репрессиям не будет видно.

Стоит ли говорить, что КПП-1 в тот день был образцом службы войск.

Записку полковник Деркач нам написал с напускной неохотой, но видно было, как он прячет улыбку.

Так пришёл опыт, что при несении службы можно ничего не делать.

Но  только при условии, что всё уже сделано, сверкает и сияет.