Учёба на первом курсе шла своим
чередом, уклад жизни в училище стал привычным, пролетела
осень, за ней – зима. За это время первокурсники успели
возмужать, осмотреться. Появились интересы в городе,
знакомые девушки, во многом благодаря дискотеке в доме
офицеров.
Однако с приходом весны во взводе
буквально в воздухе витала смутная, неосознанная мысль –
всё хорошо, но чего-то не хватает. Однажды на
самоподготовке загадку разгадал Андрей Эмолиньш: «А
почему мы до сих пор в театр не ходили?»
Простота вопроса поставила всех в
тупик. В суворовских училищах, откуда прибыло
подавляющее большинство курсантов нашего взвода,
посещение театров было делом привычным и естественным.
По крайней мере, один раз в месяц суворовцы всей ротой
приобщались к драматическому искусству. Знатоками не
стали, но определённая привычка бывать в театре
появилась, равно как и умение вести себя естественно в
храме искусства среди солидных мужчин и красивых женщин.
На стихийном взводном собрании
было принято решение – в ближайшее увольнение всем
взводом идём в театр!
Исполнять всегда тяжелее, чем
решать. К субботе у отдельных личностей появились
неотложные дела, но коллектив был
непоколебим – решение взвода должно быть исполнено.
Поэтому в субботу любители прекрасного и примкнувшие к
ним дружно направились к Русскому драматическому театру,
располагавшемуся в центре города.
Для начала было всё равно, что
смотреть, лишь бы возродить традицию. В тот день
спектакль был о Дон-Жуане. Взяли билеты, в ожидании
начала спектакля вышли на крыльцо.
Тут стойкость курсантов
подверглась ещё одному испытанию. Дело в том, что дом
офицеров располагался буквально рядом с театром –
пожалуй, и двадцати метров между ними не было.
По субботам и воскресеньям там
всегда проводились дискотеки, на которые слетались
девушки со всего города и собирались курсанты военных
училищ.
Естественно, начало мероприятий в
обоих очагах культуры практически совпадало, поэтому
мимо театра проплывали группки красавиц, благоухающих
духами и сияющих улыбками.
В душе у театралов начало
шевелиться сомнение – а правильным ли было решение
посвятить этот вечер Мельпомене – музе театра?
Как будто специально, в этот
момент подошли две девушки, и, томно глядя из-под
ресниц, промурлыкали: «Мальчики, а что, дискотека
сегодня в театре будет?»
На что мы, засмущавшись, ответили:
«Да нет, мы на спектакль пришли»
По всему было видно, что девицы не
оценили порыв наших душ, сверкнули глазищами, засмеялись
– и упорхнули дальше. Туда, где в противовес
возвышенному порочно гремела музыкой дискотека,
заманчиво мигая огоньками светомузыки.
Первым сломался Олег Барабаш.
Бросил сигарету и решительно направился прочь.
- Олег, ты куда?
- Да ну вас с театром вашим, лучше
я на дискотеку пойду.
Но взвод не дал оторваться
заблудшей душе. От соблазна все зашли вовнутрь, остаток
времени ожидания провели в фойе, прогуливаясь чинно.
Народу, правда, в театре было
мало. Видать, не пользовался популярностью в
Орджоникидзе Русский театр, или театралов было мало в
городе.
К слову, спектакль был хорош, в
конечном счёте никто и не пожалел о проведённом времени.
Но этот поход в истории нашего взвода был последним.
Хотя, справедливости ради, с
театром мы окончательно не распрощались.
Однажды, уже на третьем курсе, в
субботу на развод на занятия наш комбат полковник
Белозор прибыл весёлый и злой. Народ замер – жди беды.
Всё оказалось просто – прилюдно
был оглашён план выходного дня. Одним из пунктов
значилось «Просмотр спектакля «Театра имени
Черняховского».
Комбат с болью в душе уже даже не
ругался, просто попросил: «Ребята, когда выйдете в
офицеры, не будьте такими выпускниками ОрджВОКУ, как тот
офицер из учебного отдела, который составил эту
бумагу!».
И смех, и грех – оказывается, в
Орджоникидзе с гастролями приехал Черниговский театр
драмы и комедии, а в сознании офицера, составляющего
план это трансформировалось в более военную форму.
Неловко как-то получилось.
На втором курсе командованием
батальона была сделана попытка создать замечательную
традицию – проводить концерты симфонического оркестра
для нашего батальона. Сама по себе идея замечательная –
офицер просто обязан быть хотя бы ознакомленным с
музыкой, живописью, театром. Ведь он – настоящий
мужчина, лучший из мужчин, женщины любят таких.
Но воплощение этой прекрасной идеи
несколько подкачало в глазах курсантов. Концерты
проходили по воскресеньям с 11 до 13 часов, то есть за
счёт времени, которое курсант мог бы провести в
увольнении. И избежать этой повинности было нельзя – в
клуб и обратно подразделения выдвигались строем с
обязательной проверкой личного состава.
Концерты были прекрасными,
музыканты старались от души, дирижёр рассказывал истории
об исполняемых музыкальных произведениях, знакомил
курсантов с великими композиторами. Это действительно,
завораживало, батальон слушал музыку, замерев как один
человек.
Но!
Вышли мы все из народа. Есть ведь
и другие дела, не такие возвышенные. В конечном счёте,
курсанты упросили своих командиров рот, те передали
мнение народа комбату. Концерты прекратились.
Таким образом, все, кто желал
приобщиться к великому искусству, вынуждены были перейти
на эстетическое самообразование.
В конечном счёте, офицер, хотя
товар штучный и дорогостоящий, но Родине нужны в первую
очередь простые преданные парни, физически здоровые и с
нормальными рефлексами, не ведающие сомнений и чувства
страха.
А хочешь быть красивым – поступай
в гусары.
Как оказывается, недаром
говорится: «Свято место пусто не бывает».
На замену классическому
музыкальному искусству пришло искусство эстрадное в виде
диско-клуба «Импульс».
Тягу к прекрасному у народа ведь
не остановить. Только прекрасное это теперь было
облачено в форму, более доступную и близкую массам.
Вообще, идея создания чего-то
подобного давно зрела в недрах третьей роты, поэтому
отцами – основателями диско-клуба по праву считаются её
курсанты Миша Козярчук, Миша Ломов, Игорь Маслов, Эдик
Милешко, Миша Коренев и Андрей Гребенников.
Именно благодаря их техническим
талантам была собрана необходимая аппаратура,
практически, изобретена из ящиков запчастей, километров
проволоки, отслуживших свой век динамиков, усилителей и
прочей радиотехники.
Для цветомузыки было «найдено»
десятки килограммов стеклянных трубок – помогли друзья
местных курсантов, работающие на заводах города.
Ди-джеем, вернее, по тем временам
диск-жокеем, стал Лёша Артемьев, не теряющийся сложной
обстановке и не лезущий за словом в карман ни при каких
обстоятельствах.
К созданию подошли ответственно –
изучили кучу технической литературы, радиожурналов,
популярных в то время журналов «Техника – молодёжи» и
«Юный техник». Сколько было жарких споров при разработке
концепции проекта! Хорошо, до драки не доходило, хотя и
ругались и мирились не раз.
Была разработана эмблема клуба –
рисовали от руки на нескольких ватманских листах. После
долгих споров утвердили летающую тарелку на трёх лапах,
с прозрачным куполом, а внутри, в скафандрах – участники
клуба. Для узнаваемости было решено лица не рисовать, а
вклеить фото каждого «под стекло» гермошлемов.
Создавалось всё на чистом
энтузиазме, время выкраивали от самоподготовок,
собирались вечерами. Обстановка была самая, что ни на
есть способствующая клубному общению – фотолаборатория
под лестницей. Островок свободы и полёта мысли.
В конце второго курса пришло время
выходить в свет.
Благо, в городе хватало мест, где
были рады принять курсантов общевойскового училища, и
преобладала женская аудитория. Медицинское,
педагогическое, музыкально-педагогическое училище,
училище искусств – везде перед нашими курсантами
приветливо распахивались двери.
Наверняка, не одно девичье сердце
трепетало в предчувствии: «А вдруг…?»
Приглашали девушек и к нам в
училище – ещё бы, не все учебные заведения города могли
похвастаться своим диско-клубом.
Приходил опыт, расширялся
репертуар дискотек, клуб прочно вставал на ноги, причём
не только в техническом, но и в буквальном смысле.
Однажды дискотека проходила в
музыкально-педагогическом училище. Прибыв заранее на
место и привычно подготовив зал – расставив аппаратуру,
развесив на стенах световое оборудование, проверив
работоспособность техники, курсанты начали встречать
гостей, понемногу разогревать танцующих.
На звуки музыки студентки
слетались как заворожённые, накал страстей достиг
предела, толпа практически доходила до экстаза.
Ди–джей Артемьев был в ударе.
Шутки, комментарии, остроумные ответы на выкрики из
толпы. Он владел толпой, как вдруг…
Со стены срывается надёжно
прикреплённый софит,и, олицетворяя собой эмблему клуба,
как летающая тарелка, мерцая огоньками, летит вниз под
роскошные ритмы советской эстрады.
Грохот, визг дам, лёгкий шок,
отягчённый чувством вины у курсантов, бросок к месту
события, пауза в ожидании прекращения так хорошо идущего
вечера.
И вдруг… выкрик, практически –
лозунг, подхваченный массами: «Да здравствует Диско-клуб
«Импульс», надёжный как все наши Вооружённые Силы!»
Оказывается… Все целы, никто не
пострадал. Даже лампочки в софите не разбились.
Сломалась, правда, доска в месте падения софита. Но это,
наверное, пол был плохой.
Софит повесили на место, праздник
продолжался.
После новогодней дискотеки
диско-клуб нашего батальона был признан лучшим в
училище.
Шефы с заводов города ОЗАТЭ (Орджоникидзевский
завод автотракторного электрооборудования),
электролампового завода, БИНОМ, МАГНИТ помогли с
профессиональной аппаратурой. У клуба появились отличные
магнитофоны «Ростов», «Нота», хороший 100 Вт усилитель с
колонками S90, микшерский
пульт, мощные софиты и мечта всех диско-клубов –
зеркальный шар и стробоскоп.
Весть о клубе разлетелась по
городу посредством «женской агентуры». Курсантов стали
приглашать для проведения дискотек как старые друзья –
окрестные училища с подавляющим преобладанием девушек
среди студентов, так и гордо недоступный ранее
Горно-Металлургический институт - ГМИ.
Главная особенность военных
дискотек состояла в том, что всё это проходило только с
благословения комбата – продумывался репертуар,
определялись места проведения дискотек, которые были
сродни разведвыходам – где девушки краше. Или наоборот,
определялся день – и гонцы разлетались по городу на
свободную охоту – обеспечить прибытие прекрасной
половины на праздник в училище.
А вообще, главным проводником
прекрасного в курсантские массы, как тому и положено,
был замполит нашего батальона подполковник Калашник
Николай Фёдорович. Личность совершенно неординарная и
парадоксальная.
Пример – читает замполит лекцию
батальону о международной обстановке. Кто слушает, кто
спит вполглаза, кто потихоньку читает книгу. Вася
Кругляк, опрометчиво севший близко к трибуне и в силу
своих героических размеров весьма заметный мужчина,
попадается на глаза.
- Товарищ Кругляк, вы меня совсем
не слушаете!
- Я Вас слушаю, товарищ
подполковник!
- Не надо меня слушать. Садитесь,
товарищ Кругляк.
И каждый из собеседников
продолжает заниматься своими делами.
Однажды наш Николай Фёдорович стал
автором самого цитируемого афоризма, практически звездой
года.
Батальон разъехался в отпуск. Как
и учителя в школе или преподаватели в любом высшем
учебном заведении, наши офицеры не получали
автоматически дополнительный отдых, пользуясь
отсутствием курсантов. За это время с ними проводились
методические сборы, переподготовка, то есть без дела не
сидел никто.
В то же время, в батальоне всегда
находилось несколько пасынков судьбы, не сдавших сессию
и работавших над усовершенствованием самих себя, а,
заодно и несших службу в нарядах по ротам.
В один такой отпуск начальник
политотдела училища проводил сборы с офицерами
партийно-политического аппарата училища и в плане
сборов проводился смотр стенной печати.
Наш замполит поручил срочно
оформить стенгазету наряду по роте, благо, кабинет его
находился в этой же казарме, всё, казалось бы, под
контролем.
Как известно - знают многих,
доверяют лучшим. В число избранных попали Саня Бабин,
Олег Таранишин и Игорь Черевашенко.
Работали всю ночь, газета вышла на
славу. К утру устали безмерно. Выставив охранение у
входа в казарму, художники заснули мёртвым сном там же,
где и работали.
Первый час сборов политработников
в тот день был посвящён стенной печати подразделений.
Заместитель начальника политотдела училища решил начать
с нашего батальона. Пошли, конечно же, туда, где рабочий
кабинет замполита.
В казарме офицеров встретил
дневальный, отрапортовал, проводил до ленкомнаты.
Стенгазета действительно была
готова. И выглядела замечательно. Только вот художники
лучше бы убрали рабочий инструмент перед тем, как
рухнуть без сил.
Ватманский лист, прижатый по углам
бутылками из-под пива, уже никого не привлекал своей
художественной ценностью. Разбор за закрытыми дверями
был посвящён именно пиву.
Расстроенный Николай Фёдорович
только и смог сказать: «Товарищ полковник, я бьюся,
бьюся, как небо о птицу. То есть как птица о небо. Да
что же это я говорю – как рыба об лёд!».
Проводили политработников,
замполит взялся за наряд. Поскольку спящим в ленкомнате
был Игорь Черевашенко, то и шишки достались ему, хотя он
пива в принципе не пил.
Как после этого облегчить душу
несправедливо наказанному курсанту? Остаётся одно –
высказать недоверие тому, кто подставил. Поскольку пиво
пил Саня Бабин, то и претензии от Черевашенко к нему: «Бэбинс,
скотина. Меня тут замполит ***** за твои бутылки. Хоть
бы убрал вовремя!»
Тогда ведь были чистые времена.
Вещи назывались своими именами. Мужчины делали своё
дело, женщины своё.
Поэтому ошарашенный Калашник,
потрясённый подобным оборотом речи и обстоятельств,
выскочил из кабинета и только и смог беззащитно
спросить: «Черевашенко, как ты можешь на меня такое
говорить? У меня для этого жена есть!»
А стенгазеты у нас действительно
выпускались замечательные. Раз в месяц, с фотографиями,
остроумными подписями на злобу дня.
Но вершина всего – новогодние
стенгазеты. Они склеивались из больших листов ватмана.
Получалась огромная простыня, на которую наносился фон в
новогоднем стиле и расклеивались фотографии. Редколлегия
начинала работать примерно за месяц до Нового года.
Собирались фото всех курсантов роты, на фото вырезались
головы. Остальное дорисовывалось.
Что будет в газете – хранилось в
глубочайшей тайне. Все ждали премьеры с нетерпением.
Обычно, газету вывешивали 31
декабря. Все дела моментально останавливались, и вся
рота собиралась перед этим шедевром.
В первую очередь искали себя,
потом начинали рассматривать других.
Представьте себе, каждый курсант
роты был изображён в каком-нибудь характерном положении
и в ситуации, которая запомнилась в связи с ним в
прошедшем году.
Например, зная о моём трепетном
желании после училища служить в Воздушно – десантных
войсках, в год, когда мы с друзьями начали прыгать с
парашютом в аэроклубе, меня изобразили летящим под
куполом в голубом берете, готовящимся приземлиться на
пальмы. А под пальмами – чернокожие дикари с копьями и с
кольцами в носу. Эпиграмму уже не помню, но было смешно.
На следующий год, когда я занял
второе место в первенстве училища по боксу, меня
изобразили в виде огромного боксёра, которому поднимает
руку рефери, а на другой руке у него висит маленький
жалкий негр, весь в синяках.
Эпиграмма гласила:
« А это наш боксёр
известный,
Его заслуг не умали.
Не раз встречался в
схватке тесной
С самим Мухаммедом
Али».
Был у нас в четвёртом взводе Витя
Похлебаев. Выдающейся чертой его характера было
поразительное спокойствие. Однажды его изобразили в виде
франта во фраке и цилиндре, облокотившегося на какой-то
шкафчик. Надпись гласила: «Кто понял жизнь – тот не
спешит». Причём, сам рисунок настолько совпадал с
выражением лица на фото, что получился органично единый
сюжет, как будто он специально фотографировался для
этого сюжета.
Жаль, что невозможно вспомнить все
картинки.
Хотя были случаи, подобные
описанным В.Носовым в повести «Незнайка в цветочном
городе». Там была замечательная фраза: «Ты, Незнайка,
меня больше не рисуй. Я у тебя плохо выхожу. Ты, вон,
лучше других рисуй. Они у тебя смешные получаются».
Обиды были, и довольно серьёзные.
Хотя буянов быстро успокаивали, вставали на защиту
редакторов.
Да и вообще, не стреляйте в
пианиста – он играет, как умеет.
Без музыки тоже не обходились.
Только музыка была совсем не симфоническая.
На третьем курсе сбросились
взводом и купили кассетный магнитофон. Тогда в моду
входили Александр Розенбаум, Вилли Токарев, не обошлось
и без попсы.
Вечерами после отбоя, когда уходил
домой ответственный офицер, доставался из тайного места
этот магнитофон, и слушалась музыка согласно настроению.
До тех пор, пока сами не засыпали или заканчивалось
терпение у соседей меломанов.
Иногда наш золотой голос – Серёга
Харин брал в руки гитару. Тогда уж получался настоящий
концерт. Тут уж никто не обращал внимания на время.
А уж о хоровом пении в строю можно
столько рассказывать, начиная с ежедневного исполнения
строевых песен на вечерней прогулке, заканчивая
исполнением гимна училища на больших построениях и
строевых смотрах.
Ничто так не приобщает к
прекрасному, как совместное стремление вложить весь свой
талант (или отсутствие такового) в едином порыве в ритм,
темп, подъём ноги, разворот плеч, в полный голос так,
чтобы песня взлетала над плацем, а большие начальники на
трибуне тайком смахивали скупую мужскую слезу:
«Разгильдяи, конечно, но как поют!».
|