Конечно же, главным делом все четыре года в училище была боевая подготовка. Вернее, так её называют в войсках, а для нас это были предметы обучения – тактика, огневая подготовка и неразрывно идущие с ними инженерная подготовка, защита от оружия массового поражения, военная топография. Ещё нам преподавали военную историю и оперативное искусство, но это уже для общего развития. Главное же было в поле – именно там находится академия воина.

Несколько в стороне, как самостоятельная отрасль знаний, стояли технические науки – вождение боевых машин и, без чего вождение невозможно, эксплуатация боевых машин, двигатели, ремонт и эвакуация.

Каждое направление военных знаний преподавала отдельная кафедра с замечательно оборудованными классами. Объединяла всё тактика – наука всех наук. Именно на тактических занятиях приходилось соединять в своих решениях знание тактико–технических характеристик вооружения и техники, военной топографии, применять навыки оборудования позиций, установки минно-взрывных заграждений, вести разведку, познавать науку выживания в химической и минной войне и вырабатывать громкий командирский голос.

По оценкам многочисленных проверяющих и инспектирующих некоторым академиям не стыдно было бы иметь подобную материальную базу. Но в классах, как водится, курсанты получали только необходимую теоретическую подготовку. Вся практика закреплялась в поле, в парке боевых машин, на танкодроме и на стрельбище.

Со временем тяготы и лишения воинской службы, в виде мороза, снега, дождя, промозглого тумана, грязи по колено становились настолько привычным делом, что курсант мог выполнять задачу практически в любой обстановке, не обращая внимания на эти мелочи. А попробовал бы кто выразить сочувствие или просто обратить внимание на неласковость природы, так, пожалуй, получил бы недоумённый вопрос: «А что, может быть иначе?».

На пилотках песок полигона,

На ресницах и на губах,

Тонким слоем лежит на погонах,

На солёных от пота губах.

  На привалах, коротких, как тени

  Молча думаем кто о чём,

  Положив автомат на колени

  И прижавшись к другу плечом.

Вспоминаем кто дом, кто девчонку,

Кто родных и друзей в тишине.

И грустя потихоньку о чём-то,

Разминая травинку в руке.

  На пилотках песок полигона,

  На ресницах и на губа,

  Тонким слоем лежит на погонах,

  На солёных от пота губах.

Из курсантского блокнотика.

При слове «тактика» в памяти всплывают сразу тактическое поле, курган Зелёный, урочище Бардабос, окрестные селения – Тарское, Карца, неприметная речушка Камбелеевка и, ставшая известной в чеченские войны, Сунжа.

Курган Зелёный вообще вспоминается во всех проекциях – всё-таки, господствующая высота. Пожалуй, нет на нём места, где бы не пришлось курсанту попотеть, либо просто копая окоп, либо принимая решение на бой в роли от командира отделения до командира батальона. А тактическое поле у его подножия представало нам то танкоопасным направлением, то подступами к «безымянной высоте», которую надо удержать, то ротным опорным пунктом, оборудовать который, сами того не зная, мы начинали учиться с первого курса, отрывая сначала окоп для стрельбы лёжа на инженерной подготовке, а затем и на тактике.

Постепенно задача усложнялась, и эта маленькая ямка перерастала в окоп для стрельбы с колена, в полнопрофильный окоп для стрелка, пулемётчика, гранатомётчика. Всё это соединялось ходами сообщения. Как шутили – оставалось только отрыть окоп для стрельбы с лошади.

А потом всё засыпалось, утаптывалось – и поле было готово для новых поколений курсантов.

Но основной вид боя, всё-таки, наступление – и тогда тактическое поле становилось открытой местностью, которую надо преодолеть и атаковать противника, укрепившегося на господствующей высоте.

Сколько же пришлось побегать под огнём условного противника, поползать и поперемещаться короткими перебежками. Сколько пришлось покричать «Ура». Причём, не всегда это был крик победы. Довольно часто это был хрип, вырывающийся из пересохших глоток после выполнения норматива Н-Т-23 «Передвижение на поле боя различными способами» (глубина передвижения 300 м).

Шумела ночь, ученья были.

А мы, закутавшись в туман,

В атаку шли, а мы спешили

Взять с ходу вражеский курган.

Трещал костёр, взлетала песня

Победным знаменем огня.

И гасла в мирном поднебесье

В лучах родившегося дня.

Из курсантского блокнотика

На самом деле мало можно вспомнить случаев, когда курсанты обогревались огнём костра. Чаще грелись бегом, изыскивали способы утепления имеющегося обмундирования мамиными свитерами, тёплыми носками, всем тем, что имело совсем не гламурное название «вшивники», но очень облегчало жизнь курсанту.

А знаменитая «зимняя стойка» - это универсальное средство сберечь ускользающее тепло! Попробуйте описать её те, кто применял её на практике, а те, кто ещё не познал тягот и лишений – попробуйте принять эту стойку по описанию.

Представьте себе, тело полностью расслаблено, даже ступни ног поджаты так, чтобы пальцы сжались и не касались по возможности ни подошвы, ни кожи головки сапога.

Ноги, корпус, руки расслаблены и уменьшены в объёме так, чтобы создать максимальную воздушную прослойку между телом и одеждой. И совсем нежелательно, чтобы кожа даже кратковременно соприкасалась с холодным обмундированием. Правда, при этом фигура становится несколько сутулой, если и выглядишь орлом – то только нахохлившимся на насесте.

Человек в таком положении может находиться довольно долго, впадая в оцепенение, близкое если не к нирване, то уж к летаргии точно.

Что интересно – чем больше навешано различного снаряжения – тем теплее, потому что шинелишка этой амуницией закрывается от пронизывающего ветра.

Бедные наши шинели – что только не пережили вместе с нами.

Однажды, на втором курсе полковник Сушунов, преподаватель защиты от оружия массового поражения, проводил с нами занятие по работе с напалмом. Тем самым, который известен ещё со времён Вьетнама.

Он и сам-то по себе неприятен – прозрачная студенистая жидкость с сильным запахом бензина, а надо было ещё выполнить упражнение – пребывание в одежде, горящей в напалмовом пламени.

    Делалось всё просто – надевалась шинель (старенькая, подменная), на неё наносился в разных местах напалм и поджигался. Задача состояла в том, чтобы пройти несколько метров навстречу ветру, спокойно снять шинель, положить её на землю и затушить, накинув на неё прорезиненный плащ от общевойскового защитного комплекта – ОЗК.

Казалось бы, ничего сложного – это, если смотреть со  стороны. На самом деле трубно сберечь самообладание, понимая, что практически на теле горит нечто ужасное. Хотелось просто избавиться от этого любой ценой.

Некоторые просто теряли самообладание, падая на землю и катаясь по ней в попытках сбить огонь. Конечно же, рядом всегда была помощь – пламя гасили, помогали встать и прийти в себя. Любые всплески негативной энергии неизменно гасились совершенно ледяным спокойствием преподавателя. Казалось, его совершенно не трогают ни волнение, ни страх курсанта.

Он стоял всегда немного в сторонке с неизменной папиросой в зубах, излучая ауру уверенности в себе и передавая её своим ученикам.

Кстати, может быть с тех пор в подсознании и появилось твёрдое знание того, что чем напряжённее обстановка вокруг, тем спокойнее должен быть командир, чем громче пытаются кричать подчинённые, тем тише должен говорить командир. Тогда его будут слушать и тогда его спокойствие передастся окружающим. Тогда управление войсками будет твёрдым и непрерывным.

Система обучения военным наукам строилась на том, что курсант должен совершенно ясно понимать, что его работа есть война, то есть разрушение и убийство. Для осуществления этой задачи существуют определённые инструменты – оружие и специальные средства. Задача курсанта и состояла в том, чтобы научиться грамотно оперировать этими инструментами, уметь выжить самому и сохранить своих людей, чтобы привести их к победе.

Поэтому и занятия строились так, чтобы от простого к сложному освоить эту науку и закалить свою волю.

Тренировка по пребыванию в средствах защиты в условиях применения отравляющих веществ – как раз и стало испытанием воли для зелёных первокурсников. Вот когда зримо встало знаменитое Сушуновское: «А сОбачки-то пОдохли!»

Как всегда, всё совершенно просто – ставится палатка, максимально герметизируется подручными средствами – дёрном по низу палатки. Вовнутрь палатки кидается хлорпикриновая шашка – обыкновенный слезоточивый газ. Преподаватель в противогазе и с секундомером восседает в центре палатки на стуле. Партии по 5-6 человек курсантов по очереди проникают в палатку и отбывают установленное время. Так ведь были и такие, что моментально рвались обратно – обыкновенный страх. Ведь все ясно понимали, что это учебное занятие, что никто не даст пропасть во цвете лет. Надо просто удержать себя в руках.

Хуже всего было тем, кто облегчал свой противогаз от мембран и клапанов, чтобы легче было дышать на марш-бросках и тактике. Тех моментально накрывала карающая рука суровой реальности.

Сколько может продержаться человек, закрыв глаза и затаив дыхание? А что делать ему, когда внутренние ресурсы закончились, а время пребывания в отравленной атмосфере не истекло? Правильно, пулей на свежий воздух.

Но ведь при этом надо помнить, что слезящиеся глаза нельзя тереть, что надо промыть лицо проточной водой.

Тут тебе и дегазация и дезактивация и ответственность за своё снаряжение. Нет в военной науке  мелочей.

Примерно так же происходило обучение и инженерной подготовке.

Если с рытьём окопов как-то справлялись, то минно-взрывное дело вызывало определённые эмоции. Даже простая тротиловая шашка – уже воплощённая смерть, а ведь её надо снарядить и взорвать своими руками. Что говорить о минах, наших и импортных. Тем более что уже вовсю шла афганская война, вошедшая в историю как минная. Конечно же, необходимо было приучить курсантов обращаться с этим грозным снаряжением спокойно и уверенно.

У нашего преподавателя подполковника Алавидзе была своя методика.

Пример – изучаем противопехотные мины.

Сравнительная характеристика мин ПМД-6(в деревянном корпусе) и ПМН (в пластиковом корпусе).

Как обычно - тактико-технические характеристики – вес заряда, принцип действия, устройство.

Назначение- выведение из строя живой силы противника.

Результат применения – при наступании на мину ПМД-6 взрывом тротилового заряда отрывает ногу по колено, а то и по бедро.

И тут же, совершенно серьёзным тоном в продолжение мысли: «Но наши инженеры – люди гуманные. Зачем отрывать вражескому солдату ногу по бедро, если достаточно будет и ступни? Для этого и придумана мина ПМН. Да и Родине экономия – меньше тротила – больше мин».

От неожиданности у народа перехватило дыхание, затем – безудержный смех.

Цинизм? Для нормального человека – да. Но война никогда не была для человека нормальным явлением. А простым чернорабочим войны просто необходимо было знать свой инструмент.

Тем более что основная задача всё-таки была – не только научить убивать, но и научить выживать.

В 1992 году в Фергане несколько офицеров 105 воздушно - десантной дивизии пошли смотреть фильм «Афганский излом». Ещё не остыла память о той войне, ветеранами которой (в 28 – 30 лет) были некоторые офицеры из той компании, а уже начало разгораться пламя «таджикской заварухи», тогда её ещё войной не называли.

В начале фильма есть эпизод, когда группа спецназа идёт по тропе, и один боец делает шаг в сторону и подрывается как раз на такой маленькой мине.

На экране – кровь, стоны, а в зале разговор: «Вот дурак, сказано же было – след в след. Ладно, теперь жгут, промедол, повязку. Ничего, до вертушки доживёт. Впредь умнее будет». Как будто сами рядом с этим бойцом.

А сзади в спину: «Вот, эти военные – такие жестокие – и страдания людские их не трогают».

Кто прав?

Огневая подготовка.

Но инженерная подготовка и защита от оружия массового поражения при всей их нужности, всё-таки, приземлённые науки и в переносном и в прямом смыслах, особенно если вспомнить бег в противогазе или в общевойсковом защитном комплекте, или рытьё окопов и постановку мин.

А как же романтика, полёт души, восторг атаки? Ну, это уже огневая подготовка.

Боевые машины, ревя двигателями, идут вперёд. На ходу ведётся огонь, вражеские цели падают. Сзади бежит пехота – пули свистят, командир ведёт управление огнём. Автомат как продолжение руки – разит наповал противника. Это и есть упоение боем, как его описывал Денис Давыдов в своих гусарских стихах.

Но как тяжело приходило это мастерство!

Как-то совсем не романтично выглядит отработка норматива № 1 по огневой подготовке «Изготовка для стрельбы из различных положений», когда курсанты - первокурсники, нарабатывая кажущуюся такой естественной у офицеров ловкость в обращении с оружием, тренируя каждое действие до автоматизма, убирая ненужные движения, бегают туда - обратно по десять метров от одного рубежа с флажками до другого, падая то в снег, то в грязь, то на травку в зависимости от времени года и крича охрипшим голосом: «Курсант …… к бою готов!».

А ведь это надо было уметь делать с любым оружием, стоящим на вооружении пехоты, и для каждого вида оружия помнить последовательность действий.

Вот тогда-то и понималось, что значит – гимнастёрки потемнели от пота и побелели от соли. Столько пота пришлось пролить, что даже шинели просолились.

Воля командира творит чудеса – пришли и ловкость и умение.

Но в училище ведь готовили не отличных солдат, а офицеров – будущих маршалов. Нынешним курсантам предстоит ещё поднимать в атаку роты и батальоны, водить в бой полки и дивизии.

Поэтому приходилось наизусть заучивать положения курса стрельб, правила стрельбы, тактико–технические характеристики и устройство оружия. На поле боя конспект не откроешь – успех зависит только от знаний и умения командира. Счёт идёт на секунды, поэтому и решение надо принимать быстро. И, самое главное, обоснованно.

Первое знакомство с боевыми машинами было немного неловким. Трудно было даже представить, что когда-нибудь можно будет уметь управлять этими бронированными монстрами, да ещё и знать у них каждый винтик.

Хотя разницы большой нет – что медведя в цирке учить, что курсанта на полигоне – поначалу и те и другие одинаково неловки.

Но часы, сутки, месяцы и годы тренировок делали своё дело – вот уже смешные первокурсники в «говорящих шапках» - шлемофонах по сигналу «Загрузить боеприпасы» взлетают на броню, ужом проскальзывают в узкий люк наводчика-оператора.

Движения выверены и точны.

Выстрелы – на карусель механизма заряжания, ленту с патронами – на пулемёт. Левой рукой не глядя – по стопору башни – разблокировать. Тумблеры «Спуски», «Подсветка прицела» включены. Пультом вверх-вниз – орудие движется, вправо-влево – башня вращается. Пулей наружу – экипажу построиться за кормой боевой машины.

Наконец, сигнал «Внимание» - экипаж – по местам. Время останавливается. Шлемофон подключается к ТПУ – танковому переговорному устройству, ларингофоны затянуты на горле, ленту – в пулемёт, лязг затвора, доклад: «К бою готов!»

 Сигнал «Огонь» или, как называют его в войсках -  «Попади».

Пыхнув дымом из эжектора, боевая машина срывается с места.

…Раскололся воздух громом,

И, подобно звонкой песне,

Понеслись по полигону

БТРы, БМПешки…

Из курсантского блокнотика

Наводчик-оператор наблюдает через прицел за полем боя. Вдруг шевеление – поднимается первая цель – РПТР. Механику по ТПУ: «Короткая», плавное движение пультом, цель выравнивается по сетке, короткая очередь – и в прицел даже видно как пули бьют по мишени.

Машина плавно начинает движение. Наводчик-оператор не отрывается от окуляра прицела. Задача одна – не потерять цель. Вот она! Парой через поле движутся БТР. Механику: «Дорожка!». Две коротких очереди и – вперёд.

Напряжение достигает высшей точки. Поднимается танковая мишень. На секунду оторваться от прицела. Выстрел из лотка в казённик орудия, досыльником загнать снаряд в ствол. Лязг клина затвора. Опять к прицелу. Лёгкое движение рукоятками пульта, правой кнопкой электроспуска – выстрел! Откат орудия. В гильзозвеньесборник падает, звеня, стакан стартового порохового заряда. Башня наполняется дымом.

Но наводчику-оператору не до этого. Он в прицел видит, как огонёк маршевого двигателя его выстрела несётся к танку и проходит сквозь мишень.

Победа!

Бой закончен. Машины выходят на рубеж прекращения огня, оружие разряжается. Башни разворачиваются в сторону поля и БМП возвращаются в исходное положение.

Тут-то и приходит усталость. Семь минут учебного боя пролетели на одном дыхании. Курсант рукавом вытирает пот, размазывая по лицу пороховую гарь.

Наконец, боевые машины замерли у белых столбиков исходного положения. Команда: «К машинам!». Откидываются люки, экипажи строятся, заслушиваются оценки, новые экипажи получают боеприпасы – и всё повторяется.

Изо дня в день, из года в год, пока не становится частью жизни.

Но ведь боевая машина предназначена для ведения огня не только из вооружения башни, но и через бойницы десантного отделения.

А это будет повеселее, чем наводчику-оператору в танковом комбинезоне двигаться в тесноте башни.

Каково же курсанту под два метра ростом, в шинели, затянутому в пехотную «сбрую», с каской на голове, выполнять, к примеру, 2 упражнение учебных стрельб из ПКМ через бойницы? Ведь всё, даже посадка в боевую машину и изготовка к бою строго регламентированы по времени и узаконены нормативом.

Вот уж точно, как в песне «мат идёт от сердца», пока здоровенную оглоблю ПКМ вставишь в бойницу, изготовишься к бою в пространстве, вдвое меньшим по высоте твоего роста и попытаешься хоть что-то увидеть в малюсеньком окошке бойницы.

Тут стрелок полностью зависит от мастерства механика-водителя, от того, как точно он сумеет машину повернуть бортом к группе мишеней и плавно остановиться, чтобы БМП не качалась на амортизаторах.

Ну вот, что-то виднеется вдалеке. Одной очередью веером выпустить все боеприпасы, всё равно второй возможности не будет. Настроение на нуле – что получилось - непонятно. Опасения самые худшие.

И какое же удивление, когда, совершенно неожиданно командир взвода объявляет: « Курсант, у вас оценка «отлично».

Так мы учились понимать оружие, чувствовать его, управлять его мощью.

Но ведь не зря «Вильям наш, так сказать, Шекспир» в своё время придумал крылатую фразу: «Весь мир театр и люди в нём – актёры». А по законам театра, если на стене в первом акте висит ружьё, то в последнем оно должно выстрелить.

Ни для кого не является секретом, что в военной среде всегда можно найти неучтённый патрон. Другое дело, как его использовать. А уж то, что палка раз в год сама стреляет – прописная истина даже для новобранцев.

На третьем курсе после целого дня тактических занятий (роты в бой водили) на кургане Зелёном преподаватель приказал заместителю командира взвода Саше Беликову вести взвод в расположение самостоятельно, а сам направился по своим делам. На беду через дорогу от кургана паслась отара овец. Чабан был где-то вдалеке, а вокруг отары кругами бегали овчарки.

Казалось бы, настрелялись уже за столько лет, но надо же было одному из курсантов достать припрятанный патрон, зарядить свою штатную снайперскую винтовку СВД, красиво изготовиться для стрельбы стоя и подстрелить собаку.

Ситуация получилось как у Мопассана в «Пышке» - пока события развивались, никто не вмешивался и все ждали результата. Когда же всё случилось – остался один виноватый, отвергнутый обществом. Хотя, откровенно говоря, общество понимало и свою вину – если бы хоть кто-нибудь остановил стрелка - не было бы беды.

Больно было смотреть на чабана, как он убивался над подраненной собакой – своим другом.

На четвёртом курсе весной каким-то образом наш взвод вместо занятий по огневой подготовке на несколько часов был предоставлен сам себе.

Что могут делать без пяти минут лейтенанты на стрельбище, когда полно патронов, оружие выверено и пристреляно и никто не мешает? А почему бы не пострелять?

Тем более, что все условия для этого есть – погода прекрасная, небо чистое, в небе кружат настоящие горные орлы. Как оказалось, в своём последнем полёте.

Шесть выстрелов – шесть убитых властелинов кавказского неба. И все поражены точно в голову. Куда там чукчам с их пресловутым «белке в глаз»!

Хорошо учат стрелять в Орджоникидзевском ВОКУ.