Три курса прошли как-то незаметно в постоянных трудах, полевых выходах, стрельбах, накоплении знаний и, конечно же, отпусках.

Начало четвёртого курса стало стартом к подготовке к стажировке в офицерских должностях. Необходимо было привести в порядок тот багаж знаний, что собрался за предыдущие годы и решить для себя главный вопрос – что делать с солдатом, когда он окажется у тебя в руках?

Сами преподаватели говорили, что всё то, что необходимо знать офицеру, они нам уже передали , последний год нужен только для того, чтобы отшлифовать навыки, доработать неясные вопросы и, может быть, дать нам ещё что-нибудь, что пригодится в офицерской службе.

До нас стажировка была только одна, проходила она после третьего курса, по возвращению курсанты убывали сразу в отпуск. Поэтому третий курс считался особенным – больно уж финал у него козырный.

Нам довелось на себе испытать за время учёбы в училище не одно педагогическое новшество. В частности – стажировку на сержантских должностях на втором курсе и, вот – вторая стажировка в ноябре – декабре на четвёртом курсе.

Особое волнение в сердцах вызывал вопрос – куда направят? Причём, совсем не обязательно было, что весь взвод поедет в одно место, хотя в основном так и было.

Всегда оставался простор для манёвра и по каким-то неведомым для простого народа правилам отдельные личности выхватывались из общего строя и направлялись совсем в другую сторону.

Можно смело сказать, что нашему взводу повезло, хотя и это вопрос довольно спорный. Дело в том, что в отличие от тех, кого направили в Белоруссию, на Украину или пусть в не очень далёкий, но гораздо более весёлый Новочеркасск, наш взвод был откомандирован в Тоцкое.

Для несведущих в географии России – это примерно в сотне километров как от Куйбышева, ныне – Самары, так и от Оренбурга. Навязчивая ассоциация – оренбургские степи, ровные, как стол и продуваемые всеми ветрами круглый год.

Для любителей истории – Тоцкое – это первый советский полигон по испытанию ядерного и химического оружия. Именно на нём в своё время маршал Жуков изучал воздействие последствий ядерного взрыва на войска, идущие в атаку.

Так что можно себе представить, что творилось в наших душах во время долгого пути к месту стажировки.

Чего точно не было – страха. Распирало любопытство – а как там всё выглядит, как там люди живут, вправду, что ли там есть мутировавшие растения.

Время показало, что там полно мутировавших людей – в основном в сторону алкоголизма. Но об этом позже.

Итак, наш взвод едет в Тоцкое. Руководствуясь уже известным правилом: «Знают многих – доверяют лучшим», командование батальона усилило наш взвод «залётчиками» из других рот, отделив от взвода часть наших курсантов, наверное, тех, кому нельзя было доверить стажироваться на краю географии.

Куйбышев встретил нас сыростью и морозом. Поскольку поезд на Тоцкое шёл только вечером, то пришлось целый день провести в городе. Запомнилось одно – большой город, но промышленность и плохая погода стёрли его красоту, осталось только впечатление серости и неприкаянности.

Наконец – поезд – и первое яркое воспоминание на грани безмерного удивления. Вагоны были не просто старые, а именно того образца, который показывают в фильмах про гражданскую войну. Сравнивать было с чем – в отпуск домой приходилось добираться разными способами, и вид общего вагона с деревянными полками был хорошо знаком. Но здесь был совершенно особый случай – в окно такого вагона Павка Корчагин затаскивал свою спутницу в фильме «Как закалялась сталь».

И опять – пронизывающий холод всю дорогу. Спасались шутками. Выручала привычка не обращать внимание на плохое.

В Тоцкое прибыли в два часа ночи. Очередное потрясение – тёмная ночь, завывание метели – и одинокое одноэтажное здание рядом с перроном – то ли вокзал, то ли полустанок. Внутри здания печь – голландка, отапливаемая дровами. Тепло, романтично и экзотично.

Ждать пришлось недолго – из дивизии пришёл автобус «ПАЗик», отвёз нас на место.

Встретивший нас офицер уложил всех быстренько спать в огромной пустой казарме. Утром пришло ещё одно удивление – мы вживую поняли, что такое кадрированная дивизия – полностью оборудованный военный городок со всеми необходимыми службами, помещениями и казармами – и по 2–3 солдата в роте.

Утром мы рассмотрели в углу приютившей нас казармы три сиротливых койки и одного дневального у тумбочки.

Как горько шутил один офицер, разъясняя нам специфику службы в таком подразделении: «У меня в роте два солдата. Оба азербайджанцы. Значит, азербайджанская рота. Отстреляет на проверке один солдатик на «два» - роте два балла – 50% неудовлетворительных оценок».

К счастью, в дивизии был развёрнутый танковый полк с мотострелковым батальоном и разведывательный батальон. Так что пристроили нас быстро.

В погоне за романтикой мы попросились в разведбат – Андрей Илютин, Игорь Лукин, Валера Осипов и я. Мы с Андреем как уже прыгавшие, напросились в разведывательно-десантную роту – уж больно красиво звучало название.

Поразило отношение офицеров к курсантам–стажёрам – особенно после училищной муштры, без излишней фамильярности, но доброжелательное и уважительное. Конечно же, нам хотелось поскорее приобщиться к вольготной офицерской жизни – без ограничения выхода за пределы части, с возможностью самостоятельно распоряжаться своим временем, особенно вечером, пусть и в рамках распорядка дня. Даже такая мелочь, как возможность не носить на кителе поясной ремень вне строя, как у офицеров – и то грела душу.

Наши командиры в чинах лейтенантов и старших лейтенантов – в большинстве своём сами недавно надевшие эполеты и за 2-3 года офицерской службы ещё не забывшие свои стажировки и курсантские годы, относились к этому снисходительно, ненавязчиво сдерживая слишком рьяных любителей окунуться в свободу.

В большинстве своем это были, естественно, выпускники Киевского ВОКУ. Почему «естественно»? Всё просто.

Как метко заметил один из выпускников этой кузницы разведывательных кадров, сколько бы выпускник КВОКУ не пытался разжалобить начальство, пытаясь достучаться до того места, где у начальства должно быть сердце, рассказывая про то, что есть пехота крылатая, есть пехота морская, а есть пехота тупорылая, а он, этот выпускник, как раз и есть плоть от плоти той самой третьей категории пехоты и место ему как раз среди «махры».

Но если в дипломе написано «Киевское ВОКУ», то рано или поздно быть этому офицеру в разведке. Что, впрочем, для многих являлось призванием.

Самым старым из офицеров ротного звена был наш командир РДР капитан Мельников Александр Фёдорович - лихой бесшабашный десантник, 8 лет просидевший на роте и познавший в этой жизни всё.

Возможно, в силу этих обстоятельств он и был самым демократичным с нами во всём, что не относилось непосредственно к службе.

Инструктаж был кратким и ёмким, как выстрел: «В гарнизоне никого не бояться, вести себя независимо. Если что – говорите, что из разведбата и ссылайтесь на меня. Да, все девки в гарнизоне – разведбатовские».

Последнее обстоятельство одновременно и окрылило и подвело.

Быстренько сменив в петлицах пехотные эмблемы на десантные, воспарив в собственных глазах, мы дружно приударили за официантками в офицерской столовой – и тут же получили щелчок по носу от нашего же ротного.

Оказалось – самая красивая из них – его подруга. Остальные – женщины взводных нашей разведывательно-десантной роты.

Облом!

Но насколько тонко и тактично наши наставники указали нам на наше щенячье место, что даже обиды-то и не было, а наоборот, лёгкое смущение – нехорошо как-то получилось.

Впрочем, женским вниманием курсанты обделены не были – особенность закрытых гарнизонов как раз и состоит в том, что помимо жён офицеров там есть контингент, называемый «мамашами» - ещё в суворовском училище у нас были «кадетские мамаши», сделавшие не по одному выпуску. Соответственно, в гарнизоне – «мамаши солдатские».

Правда, первое знакомство с местными дамами полусвета прошло несколько нетрадиционно.

Дело в том, что разведбат кроме основной функции – разведки, исполнял ещё и полицейскую функцию, призванную если не поддерживать, то хотя бы напоминать о воинской дисциплине. Регулярно в гарнизоне проводились «облавы» силами воинов – разведчиков. Вдохновителем и организатором был командир разведбата – громаднейшего роста подполковник, статный, с громовым командным голосом. Даже как-то спорить с ним не хотелось.

С наступлением темноты разведгруппы под командованием офицеров растекались по улицам, а их всего в городке было две, и переулкам, коих было во множестве между частными домиками и бараками вольнонаёмных.

Поскольку все «малины» давно были освоены самими разведчиками, то поиск труда не составлял – страстолюбцев тёпленькими брали прямо на ложе любви и конвоировали в комендатуру. К утру комдив проводил развод командиров частей на плацу комендатуры со всеми вытекающими.

Ещё одна особенность далёкого гарнизона – основной и единственный очаг культуры – это Дом офицеров. Его мы проведали буквально на второй день стажировки и были поражены ещё одной приятной неожиданностью.

Оказалось, что местные дамы существуют не сами по себе, а их регулярно пополняют приезжие из окрестных населённых пунктов. Причём приехать из ближайшего города Бузулука за 60 километров просто на танцы и остаться на выходные у подруги в Тоцком даже особенным поступком не считалось. Спрашивается - а где же тамошние мужчины и чего они стоят, если женщины за лаской готовы ехать за десятки вёрст?

Ответ приходит сам собой – в 3 километрах от гарнизона располагалась деревня Кирсановка, которую даже местные жители называли Пьяновка. Там даже столбы криво стояли! Не говоря уже о домах и населении всех полов.

Кстати, не так-то и просто оказалось держать фасон при выходе в свет на танцы.

Дело ведь происходило в конце ноября – начале декабря 1984 года, и к тому же в самой настоящей оренбургской степи. При ветре более 10 м\с и морозе минус 30^ОС пройти даже 500 метров от казармы до дома офицеров в хромовых сапожках и шинелишке было серьёзной проблемой. В первую же ночь, при приезде наш Андрей Андрианов отморозил ухо, потому что ходил в шапке «пирожком».

Поэтому первое, что сделали наши командиры в разведбате – это снабдили курсантов комплектами зимнего десантного обмундирования, «десантурой» – утеплёнными штанами и куртками с настоящими меховыми воротниками на зависть остальным, попавшим в пехоту.

К слову, благодаря уникальному расположению и суровым климатическим условиям в дивизии никогда остро не стоял вопрос с бегством и дезертирством военнослужащих, и не было изматывающих операций по поиску беглецов.

Их просто никто не искал – по весне сами выплывали из-под стаявшего снега. Это было лучшей наглядной агитацией для желающих откосить от почётной обязанности.

Итак, знакомство с местными дамами было подготовлено и проведено в местном очаге культуры и плавно перерастало в отношения, что очень не понравилось местным парням.

Наверное, ни одна стажировка ни в одном гарнизоне не обходилась хотя бы без одной драки с местными. Не нарушили традицию и мы, тем более что второе после ядерных испытаний поколение местного населения в ходе мутаций, в основном алкогольных, утратило способность рассуждать, а ненависть к приезжающим регулярно курсантам самых разных училищ превратилась в безусловный рефлекс наряду с жевательным, хватательным и сексуальным.

Побоище назревало грандиозное, но, то ли мороз помог и остудил горячие головы, то ли нападающих смутила стойкость и сплочённость нашей команды. Всё ограничилось обоюдным переругиванием и демонстрацией способностей к устрашению.

Но недаром свод правил самураев «Книга пяти колец» гласит: «Отложенный бой – выигранный бой». Не стоит жалеть о несостоявшейся битве.

Но на этом соперничество за сердца местных дам не прекратились. Как-то раз Валера Осипов вечером пришёл, кипя возмущением. Сразу даже и непонятно было, что случилось – только и повторял: «Свиные уши!» и далее - непечатно.

Оказывается…

Валера и сейчас красавец, похож на дипломата из Западной Европы, а уж тогда вообще был парень хоть куда – шутка ли – офицер в пятом поколении. Девицы, чуя породу, сдавались от одного его взгляда.

Так вот, придя по приглашению в гости к одной из местных красавиц, Валера ещё на подходе к квартире насторожился – оттуда раздавались мужские голоса и слышались характерные военные шутки.

Оказалось – курсанты в общевойсковой форме, почему-то парадно – выходной, тогда как мы ходили в повседневной. О каком параде могла идти речь, если мы не вылезали из парка боевых машин и сутками пропадали на занятиях?

А на лицо уж больно ухоженные и свеженькие против наших обветренных.

Увидев незнакомого курсанта, неизвестные соперники насторожились. Сразу с порога вопросы – что, да как, какое училище, что здесь делают.

Оказалось – курсанты Вольского училища тыла, тоже на стажировке. Но стажируются при штабе дивизии в службе тыла.

Казалось бы, что особенного – делить нечего - погостили и разошлись.

Но беседа начала приобретать нежелательный поворот. Выстоять против четверых Валере одному оказалось тяжеловато. Что говорить, шутки у нас грубоваты и тяжеловаты, а воспоминания в основном о полевых выходах и учениях, тогда как тыловики брали всё больше политесным обхождением.

А уж когда девицы заговорили о тканях и фасонах – тут уж эти ребята были в своей тарелке. Глаза загорелись, начали со знанием дела обсуждать качества и характеристики, сыпать наизусть артикулами.

Что оставалось делать простому ОрджВоковцу, к тому же не привыкшему к проигрышам на этом фронте?

Правильно – положить этому конец. Потерпев для приличия несколько минут, Валера предложил выйти покурить. Поначалу ребятки наивно отговаривались. Дескать, не курим. Но Валера добавил оптимизма, мрачно сказав: «А я тоже».

В конечном итоге тыловики сочли за благо ретироваться, не найдя в себе сил противостоять одному, но закалённому ещё с Уссурийского суворовского училища бойцу. Да и Валера в сердцах хлопнул дверью - настроения нет, вечер испорчен. Дружбы не получилось.

Кроме возможности пожить вольной жизнью, стажировка прежде всего предназначена для совершенствования командирских навыков и, конечно же, она призвана реально показать курсантам гарнизонную жизнь.

А такое по-настоящему можно увидеть только в далёких гарнизонах, куда высокие гости из Москвы заглядывают редко и ненадолго.

Поражало, что если что-то и изменилось со времён Купринского «Поединка», то только внешне – дома офицерского состава стали многоэтажными, да господа офицеры стали «товарищами». По-прежнему главной мечтой офицерской жены было – вырваться в большой мир из этой глухомани. А для офицера такой возможностью была только академия, потому что переводы производились только дальше на восток – ЗабВО, СибВО, ДальВО.

Никого не удивляло, если мамашка выгуливала своих деток по дороге на стрельбище, потому что гулять по двум улицам городка смертельно надоело. И вполне нормальным было, если жена приносила офицеру поесть на ночные стрельбы или в караул. Никто даже и не пытался задерживать офицерских жён на КПП или на постах.

В те времена учебный год в войсках начинался 1 декабря. Сценарий отработан годами – митинг на плацу – и неделя боевой готовности – от занятий со взводами до выхода части по тревоге в запасной район со всем вооружением и техникой.

Отбой – подъём, получение оружия, беготня из казармы до парка боевых машин и обратно, отработка нормативов по приведению техники в боевую готовность – всё слилось в единую череду мелькающих днём и ночью картинок.

Наконец-то долгожданный выход в запасной район в составе батальона. Мало того, что это просто возможность расслабиться и прокатиться в боевой машине, не думая ни о чём. Самое главное – запасной район располагался в эпицентре ядерного взрыва, и ужасно хотелось это повидать.

На деле оказалось всё прозаично – огромная котловина, поросшая кустарником. В центре – обелиск, напоминающий о тех временах. Радиации давно нет. Зато есть мороз в – 30⁰С и ветер, валящий с ног. Так что времени на лирику не оставалось. Шесть часов занятий прошли активно, чтобы не замёрзнуть – и обратно марш на броне домой.

Боевые будни тоже мало соответствовали фанфарным передовицам в «Красной Звезде».

Воинский труд – это, прежде всего – тяжёлая работа в любую погоду до седьмого пота или наоборот, когда зуб на зуб не попадает. Романтика появляется потом в рассказах и воспоминаниях.

Даже техосмотр людских десантных парашютов, на который мы так рвались, желая применить на практике свои знания и умения, оказался делом скучным, хотя и родным.

Жаль только, что стажировка закончилась раньше, чем разведбату пришло время выезжать на прыжки.

Наша разведывательно-десантная рота «сидела» на БРДМ-2 – боевых разведывательно-диверсионных машинах. Главная забота любого командира роты – состояние техники, поэтому курсанты были брошены на усиление команды механиков-водителей.

Какая уж тут романтика, когда приходилось ковыряться в движке, а холод такой, что даже через зимнюю «десантуру» железо вытягивало тепло из тела. Грелись просто – запускали двигатель и становились так, чтобы выхлопом отогревало руки, спину и вообще – куда достанет. К обеду все выглядели одинаково – и механики, и офицеры.

Драгоценного времени не хотелось тратить на переодевание, поэтому прямо из парка шли в офицерскую столовую, там наскоро умывались – и подкрепляться.

Хорошо, официантки были свои – разведбатовские, привечали, как родных.

Каким-то ветром в офицерскую столовую занесло начальника политотдела дивизии – чистенького, благоухающего одеколоном, в повседневной форме – «брюки об землю». Ладно бы – поел и убрался. Так нет – взыграло ретивое. Решил напомнить офицерам о культуре, причём так громко, чтобы слышали все:

- Где это видано, чтобы офицер в спецодежде садился за стол с синими от соляры и мороза руками? Где этикет?

Где культура?

Офицеры постарше слушали этот бред молча, нахмурившись. Лейтенантам легче – у них отрицательного опыта общения с этими заботливыми парнями поменьше. Поэтому один из них хлопнул шапкой об пол: «Да ё… в …! Мне полчаса дали, чтобы пожрать, потом обратно в парк до вечера, а тут этот хлыщ будет меня культуре учить! Вы бы, товарищ полковник у нас в боксе об этом порассказывали!»

Вскинувшись с непривычки от такого обращения, начпо посуровел ликом. По всему было видно, что сейчас он растопчет наглеца. Однако, обведя взглядом ставший внезапно тесным круг боевых товарищей, и увидя в их глазах неподдельный интерес к исходу этой полемики, поспешил ретироваться.

Кстати, с офицерской столовой связана ещё одна история.

Среди курсантов всегда ходили байки о том, как их встретили в войсках.

Ещё комбат всё время, как мантру, повторял: «Вот приедете в войска, представитесь командиру полка. Он радостно вас примет и спросит: «Откуда Вы, товарищ курсант? Вы так радостно: «Из Орджоникидзевского ВОКУ!» А он так грустно: «А, там все такие!»

Рассказывали легенду, как командир полка, встретив курсантов, прибывших на стажировку, долго и заботливо распространялся о том, как важно для курсантов побывать в войсках и как приятно офицерам передать опыт наследникам. Потом, в конце беседы спросил: «Да, ребята, а из какого вы училища?» расслабленные такой встречей курсанты хором ответили, что из Орджо.

Реакция командира полка была неожиданной – срывает с себя фуражку и с криком: «Опять эти дол…ураки приехали!», пинает её через весь плац. На недоумённый вопрос курсантов: «Товарищ полковник, а Вы сами какое училище заканчивали?» гордо отвечает: «Орджо, какое же ещё!»

Примерно такая же история вышла и у нас. Прибыв первый раз в солдатскую столовую мотострелкового полка, куда нас поставили на довольствие, прямо с порога мы поняли, что «не царско-то дело» жрать этот ужас курсанту выпускного курса ОрджоВОКУ.

Так и не воспользовавшись гостеприимством, взвод повернул в сторону офицерской столовой. Пообедав там, все направились к штабу полка и растревожили сначала начальника штаба, а затем и командира полка требованием снять нас с довольствия и выдать пайковые деньги, что в принципе было не положено.

Долгая полемика завершилась весомым аргументом, что мы приехали стажироваться в офицерских должностях и не дело, чтобы какой-то повар измывался над командирами взводов в грязной столовой. А потом эти же взводные будут воспитывать солдат, с которыми не просто едят по-суворовски из одного бачка, а питаются тем, на что смилостивится повар-боец и какое-нибудь прапорыло - начальник столовой или дежурный по столовой.

Командир полка возмущался, мол, вечно вы, курсанты, баламутите народ. Но на традиционный вопрос об училище ответил так же традиционно; «Орджо, конечно же!» Как потом оказалось – зам. командира полка, и начальник штаба прошли ту же школу. Что, наверняка, сыграло в нашу пользу в этом споре.

Офицеры дивизии благожелательно отнеслись к появлению курсантов в офицерской столовой – сами недавно вышли из этой шкуры. Так что жизнь наладилась.

За месяц стажировки мы так приросли к своим войскам, что, казалось, так было всегда. Училище осталось где-то далеко в прошлом.

Но всё хорошее заканчивается быстро – вот уже последние дни, заполнение дневников стажировки, получение от командиров рот служебных характеристик и напутствий на будущее, день отъезда. Прощание с командиром роты было недолгим, но тёплым. Пожав каждому руку, пожелав удачи, он достал бутылку коньяка и вручил её нам, сказав: «Ребята, выпить с вами не могу – рано вам ещё с ротными пить, но дарю на память – там сами разберётесь».

Как же она нас выручила в том самом поезде времён Гражданской войны на обратном пути от Тоцкого до Куйбышева!

Потом было опять бесцельное шатание целый день по голодному (время ведь какое было – начало перестройки!) городу, поездом до Минеральных Вод. Оттуда – уже домой – в училище. После -30⁰ в Тоцком -10⁰ в Мин.водах уже не впечатляли.

Как бы ни хотелось, но пришлось снять с петлиц эмблемы – кто танковые, кто десантные – командир взвода, опекавший нас и сносивший наши выходки всю стажировку, здесь был твёрд и привёл форму одежды в соответствие.

Училищная жизнь быстро понесла нас в обычном ритме – хождение строем, подход строевым шагом к командиру взвода вместо ставшего уже привычным в войсках обращения по имени – отчеству.

Последним всплеском был зачёт по войсковой стажировке, который в нашем взводе принимали командир батальона и начальник кафедры тактики. С какой гордостью курсанты называли номера и почётные наименования своих воинских частей. И намёкане было на обычный курсантский нигилизм.

Ну, разве это не песня: «Товарищ полковник, я проходил стажировку в 625 гвардейском отдельном разведывательном батальоне в должности командира взвода специальной разведки разведывательно–десантной роты»?

Дальше всё обычно – сессия, отпуск и переход к восьмому, заключительному семестру курсантской учёбы.