Сказать, что после отпуска курсанты съезжались в ожидании великих перемен, было бы несколько неправильно. Перемены уже происходили. Оставалось только фиксировать их в сознании и привыкать к новому статусу  - выпускника.

Наконец-то 4 курс получил то, что так долго обещали, но не решались утвердить, что грозились отобрать, ещё не дав даже попробовать, что это такое.

Это - свободный выход - ещё одна незыблемая традиция при начальнике училища Герое Советского Союза генерал-лейтенанте Ульянове В.А.

Концепция свободного выхода восходила к пусть не очень корректному, но достаточно наглядному сравнению с цепной собакой, которая, сорвавшись с цепи, носится,  пугая всех, ошалелая от внезапно появившейся свободы, а потом возвращается к своей цепи, садится рядом с ней и растерянно смотрит вокруг, не зная, как ей этой свободой распорядиться.

Чтобы с лейтенантами после выпуска не случилось чего-либо подобного, было принято решение для выпускного курса ввести свободный выход, чтобы научить курсантов распоряжаться временем и дать им адаптироваться к жизни вне казармы. Конечно, хватало скептиков, приводились аргументы, грозящие снижением дисциплины.

Но было сказано раз и навсегда – для нарушителей дисциплины есть Дисциплинарный устав. Для непонимающих – гауптвахта. А училище готовит офицеров и они должны уметь жить самостоятельно.

Поначалу всё было организовано как всегда – свободный выход, но по увольнительным запискам и только после самоподготовки и ужина – около 20 часов. Но ведь это сводило к абсурду саму идею. Первыми возроптали женатики. К ним добавились влюблённые и сочувствующие им.

В итоге курсанты батальона получили на руки удостоверения о праве свободного выхода. Подразумевалось, что при этом от занятий никто не освобождается,  и за командирами было оставлено право в качестве меры воздействия на нерадивых отобрать удостоверение на некоторый срок.

Что характерно,  дорожа так тяжело обретённой свободой, курсанты не очень-то и усердствовали в разгульной жизни.

Собственно учёбы уже и не было.  Учебная работа была направлена на то, чтобы упорядочить знания к государственным экзаменам и дать курсантам то, что пригодится в войсках.

Основная нагрузка легла на кафедры огневой подготовки, тактики, которые совместно усиленно прививали курсантам навыки управления подразделениями на поле боя и управления огнём.

Не менее значимой была и кафедра боевых машин. Вот уж кто учил курсантов до последнего,  даже на экзаменах преподаватели, увлекаясь, сами начинали рассказывать, объяснять. Курсанту оставалось только внимать и с благодарностью принимать хорошую оценку.

Только вот этот фокус не проходил на занятиях по вождению боевых машин. Там принцип один  - покажи, что умеешь.

Кстати, вождение  - совершенно отдельная эпопея в создании из курсанта офицера.

За четыре года довелось управлять техникой от автомобиля до танка, а между ними – боевая машина пехоты БМП-1 и бронетранспортёр БТР-60 ПБ. Да и танки-то были разными – от Т-55, в котором при управлении главное - сила рук и до Т-64 и Т-72, в которых очень облегчали жизнь гидроусилители в системе управления.

Но училище ведь не танковое и ростом курсанты не все в танкисты пошли. Поэтому частенько можно было видеть картину, когда  верзила под метр девяносто втискивает себя с трудом на место механика – водителя. Весь-то поместился, а голова по плечи из люка торчит. И на рассерженный крик преподавателя: «Ты что это замыслил по-походному кататься! Ну-ка усядься по-боевому! Снижу оценку до двух баллов!», курсант жалобно басом отвечает: «Товарищ полковник, да я по-боевому сижу. Просто голова не влезает!».

Начиналось всё с первого курса, когда курсанты  с дрожью в сердце занимали место механика-водителя, отправляясь на выполнение упражнения, как в космический полёт, и возвращаясь мокрыми от пота и с гудящими головами, в которые от души вколачивали секреты вождения инструктора из батальона обеспечения, сидевшие обычно сзади, на месте командира, и дублировавшие или просто заменявшие команды по танково-переговорному устройству ударами по шлемофону или по наушникам.

Впрочем, продолжалось это вколачивание недолго. Всегда в роте учебно – боевых машин находился особо усердный механик, бивший первокурсников не ради учёбы, когда можно и потерпеть за провинность, а ради самого процесса. И всегда находился курсант, у которого первым заканчивалось терпение.

Каждый год, как будто по отработанному сценарию происходила примерно одна и та же сцена – боевая машина отходила от исходного положения до ближайшей низины, откуда с вышки управления минимальный обзор, курсант выскакивал из люка механика, вытаскивал увлёкшегося педагогическим процессом инструктора, и вдохновенно и старательно вколачивал в него почтение к будущим офицерам, пока тот не продемонстрирует внезапно возникшее понимание собственной неправоты.

Дальше – дело техники. Как любил шутить наш Сашка Беликов: «Педаль до пола, штурвал на себя – и над лесом». Бедному инструктору оставалось только молиться, чтобы ничего не отвалилось, иначе ему придётся всю ночь ремонтировать машину, чтобы к утру она опять была готова к занятиям.

Весть о случившемся расходилась по батальону, наверняка механик – инструктор тоже делился впечатлениями с сослуживцами. На короткий срок устанавливался режим противостояния, в котором неизменно побеждали курсанты – и учебный процесс входил в нормальное русло с надлежащим балансом сил - инструктор не мешает, курсант по возможности бережёт и не сильно ломает машину.

С каждым занятием задание усложнялось. Если на первых порах надо было просто научиться запускать боевую машину, тронуться с места и подчинить себе ревущего зверя, то со временем уже необходимо было проходить маршрут, причём за вполне определённое время.

А ведь на маршруте ещё были препятствия. Чего стоил один только колейный мост, с которого так и норовили свалиться на первых порах чуть ли не каждый второй! Или остановка на подъёме – нужно было остановиться в габарите, обозначенном столбами, а потом тронуться. Да так, чтобы не было скатывания назад, или того хуже – чтобы не заглох двигатель.

А сколько лбов было рассечено при преодолении противотанковых рвов, если не удавалось прочувствовать вовремя момент, когда необходимо сбросить газ перед въездом в ров, и когда надо добавить на выходе. У чересчур усердных машина вылетала ракетой вверх и падала на днище из практически вертикального положения. Всерьёз приходилось опасаться за зубы. А уж синяки при этом и в счёт не шли.

Или движение по косогору на танке, когда 37-тонная машина боком начинает съезжать, сдирая дёрн и приходится изо всех сил тянуть рычаги управления, чтобы вытянуть танк к вершине холма и заставить его подчиняться своей воле.

Приходило умение, смелость, нарабатывался автоматизм действий в похожих ситуациях.

Одним из упражнений было вождение боевых машин на плаву. То есть, мы понимали, что и боевая машина пехоты БМП, и бронетранспортёр БТР-60 ПБ есть техника плавающая, но до поры это проходило мимо, пока в один прекрасный день взвод не вывозился на берег замечательного места под названием «Вододром» - большое озеро, на котором отрабатывалось вождение на плаву и форсирование водных преград.

Что обидно – эти занятия почему-то выпадали на октябрь или начало ноября. Солнышко ещё светит, но вода уже совсем не ласкает. Что бы нашему командованию не организовать такое же занятие в июле – августе вместо тактики или защиты от оружия  массового  поражения?

 Особенность вождения на плаву состоит в том, что движение идёт на низких передачах – первой и второй. И если в БТР всё достаточно просто, то на БМП рычаг переключения передач расположен как на ГАЗ-21 и запросто можно вместо второй включить пятую передачу и честно заслужить двойку, чем частенько и занимались курсанты на первом занятии.

Зато, какое роскошное ощущение, когда машина, громыхая гусеницами и покачиваясь на неровностях почвы, заходит в воду и плывёт! В воде даже двигатель начинает тише работать. При определённом воображении можно представить, что находишься в большом тихоходном катере.

От носа машины усами разбегается вода, за кормой бурун от водомёта. Движение по прямой даётся легко, а поворотов практически не чувствуется, они происходят с опозданием по сравнению с наземным движением.

Наконец, упражнение выполнено, машина выходит из воды, натужно рыча двигателем. Курсант выскакивает на твёрдую землю, докладывает преподавателю – водное путешествие закончилось. А жаль.

Кстати, вододром использовался не только для вождения боевых машин на плаву.

Наш начальник училища звание Героя Советского Союза получил именно за форсирование Днепра.

Может быть, поэтому у нас в училище в обязательном порядке проводилось занятие по преодолению водной преграды на подручных средствах. Как нельзя лучше для этой цели подходил вододром.

Не слишком большой – легко организовать спасательный пост.

Достаточно глубокий – чтобы плавание представляло реальную опасность.

Да, справедливости ради, где ещё на Кавказе провести подобное занятие – не в бурном же Тереке на самом деле! Преодоление горных речек входило в программу горной подготовки. Хотя она тоже была как часть тактики.

Всё происходило как выполнение тактической задачи – пули ведь не свистели, поэтому форсированием это упражнение назвать никак нельзя.

На некотором удалении от воды курсанты в составе отделения готовили подручные плавсредства – в плащ-палатку набивали сена, плотно увязывали – и скрытно выдвигались к берегу. По команде броском отделение кидалось в воду и начинало переплывать водоём.

Оружие при этом находилось на поплавке из плащ-палатки, который должен был служить ещё и спасательным средством. Сапоги заправлены под ремень на спине голенищами вниз – обувь, как известно, сильно тянет на дно.

Задача простая – переплыть, выйти на берег, обуться, надеть снаряжение и выдвинуться на рубеж на том берегу.

Поначалу всё шло хорошо – как вдруг – появляется ощущение, что невозможно сдвинуться с места, руки вхолостую бьют по воде. Не помогает ни поплавок, ни все известные способы плавания. Медленно, но уверенно на глазах у всех начинаю идти ко дну.

Подлетает спасательная лодка, в две пары рук меня затягивают на борт. Рядом сиротливо покачивается на волнах моя плащ - палатка с автоматом.

Так что же, моё тело привезут в лодке, а остальные смогли переплыть? Так не бывать же этому!

Переваливаюсь через борт, подплываю к своему оружию. Откуда и силы взялись – остаток пути преодолел на одном дыхании.

На подведении итогов при объявлении оценок преподаватель только хмыкнул в усы. Но двойки не было.

Итак, восьмой семестр, эпопея с вождением подходит к логическому завершению. Венец всего - сдача на классность.

Посвящённому легко разглядеть старшекурсника среди многих курсантов.

Третьекурсники узнаются по хромовым сапогам и той непринуждённой ловкости в движениях, которая пришла за первых два года огромного труда.

Четверокурсники  при всех перечисленных признаках в первую очередь выглядят всё-таки взрослее, а ещё – их легко опознать по … зонтикам или офицерским плащ-накидкам.

Ведь лето перед четвёртым курсом, да и весь оставшийся год – это пора свадеб. Ну, какой нормальный курсант будет прятаться от дождя под цветным зонтиком?  А женатик – запросто.

А вот курсанта, вошедшего в статус выпускника, даже издалека легко можно было опознать по раскинувшемуся на правой стороне груди офицерскому знаку классности.

Конечно, это было непросто. Зачётное упражнение днём, ночью, вождение в колонне, опять же ночной марш, понимание того, что абсолютно ничего не видно, и что вся задача ночного марша сводится к тому, чтобы не потерять красные сигналы габаритов впереди идущей машины.

В любом училище вам расскажут об умельце, нашедшем единственное дерево на каком-нибудь участке танкодрома, и срубившем его на потеху соратникам. Хорошо, если без фатальных последствий для машины.

Мне вот довелось потерять при выполнении зачётного упражнения потерять третий левый каток на БМП. Оборвалась шейка балансира. Сгоряча и не почувствовал ничего. Повезло ещё, что днём. Подъезжаю к исходному положению – не пойму, в чём дело. Народ свистит, машет руками, куда-то показывает. Чего хотят? Высунулся из люка механика – Бог мой! Ощущение такое, как будто зуба не хватает.

Делать нечего – машину на стоянку, сам – в поле по маршруту искать пропажу. Потом обратно, как Филиппок с колёсиком на палочке весом под 30 кг и по свежей грязи.

Правило известное – к утру машина исправна и готова к выполнению боевой задачи.

Механик отогнал машину в ПТОР – пункт технического обслуживания и ремонта. Сердце терзала тревога – как одному привести машину в порядок? Проблема решилась сама собой – незаметно сложилась бригада – Влад Посадский, Саня Беликов, Серега Петишин. Вчетвером-то веселее.

Первым делом необходимо было удалить обломок балансира

Проблему с инструментом разрешил командир ремонтного взвода – лейтенант, выпускник Омского танкового инженерного училища.

Мы ведь и сами уже без пяти минут инженеры. В школе учились хорошо, уроки не прогуливали.

Поэтому вопрос был задан технически грамотно, с учётом новейших технологий: «Товарищ лейтенант, а где нам взять гидропресс с комплектом съёмников?»

Но лейтенант потому и считался старшим товарищем, что вкушал суровую правду жизни в войсках уже почти год. Поэтому он окатил нас взглядом, в котором отразилась вековая мудрость всех его предшественников – технарей, грустно улыбнулся и показал в уголок: «Вон там, ребята, кувалда. Она вам и съёмник заменит и гидропресс. А в помощь ломик возьмите».

Проявив творческую смекалку, к этому набору специнструментов кто-то присовокупил толстую доску, мудро рассудив, что кувалда бьёт мощно, как бы подшипник на катке не вылетел от излишнего усердия.

Проверенные веками технологии не подвели – за два часа интенсивной работы машина встала в строй лучше новой.

Так ведь и бегала потом! Значит, чему-то мы, всё-таки научились!

Нет, всё равно предки умели разбивать машины лучше нас.

Ещё мы только начинали учиться, а выпускники 1983 года – 7 и 8 роты всерьёз прорабатывали вопрос – как можно сделать, чтобы БМП или, скажем, танк, пролетели так, как это показывают в кино или в передаче «Служу Советскому Союзу», которую между собой курсанты называли «В гостях у сказки».

Имея 300 лошадиных сил в двигателе на 13 тонн боевого веса БМП-1 можно рассчитывать, что машина способна творить чудеса.

Но даже если с места дать газ, то машина просто прыгнет вперёд. Если резко затормозить, то машина клюнет носом. И в том и в другом случае эффект будет один – разбитый нос, выбитые зубы. Успеха – ноль.

Решение пришло внезапно – нужен трамплин. Скорость у машины есть. Смелости хоть отбавляй. По расчётам должна взлететь, пройти по дуге и в продолжение траектории вписаться по касательной к земной поверхности. Было всё – разгон, полёт, плавной траектории не получилось.

Корма перетянула, машина села на задние катки, потом всей массой плашмя опустилась на землю. Хорошо, амортизаторы мощные.

Результат – задние катки – в хлам, у камикадзе всё лицо в крови, адреналин – через край, машину – в ремонт.

Видать, скорости маловато, подбавить надо бы.

Как бы то ни было, классность нам присвоили. Смешно и трогательно было смотреть, как весь вечер здоровенные мужики крутятся перед зеркалом, стараясь половчее пристроить новенькие блестящие крылышки классности над уже имеющимся «иконостасом» - «крабом», знаком альпиниста и парашютиста.

А то и просто разместить его на пустую гимнастёрку так, чтобы было как в известной военной поэме: «И на груди его могучей, сверкая в несколько рядов, одна медаль светилась кучей, и та – за выслугу годов».

Но всё это великолепие померкло бы без ещё одного атрибута выпускника – настоящей офицерской портупеи, пахнущей выделанной кожей и поскрипывающей при ходьбе (которая, кстати, со многими прошла всю службу и до сих пор цела).

Вот только, если в училище пробивали дополнительные дырочки, чтобы ремень сидел хорошо на тонких курсантских талиях, то к завершению службы использовались те, что были изначально, но уже находящиеся в начале ремня.

Это была ещё одна незыблемая традиция ОрджВОКУ – по мере получения офицерского обмундирования курсанты начинали его использовать, не дожидаясь выпуска. Сначала хромовые сапоги – разносить перед службой. Потом знак классности, портупею и новенькую офицерскую полевую сумку, потом, после сдачи госэкзаменов - офицерскую фуражку при курсантских погонах.

В первый же день такого переодевания комбат не смолчал. Традиционно на разводе батальона он дал свою оценку происходящему: «Ну, всё, вы теперь маршАлЕ! Через губу не переплюнете!»

Но было видно, что он откровенно любуется своим батальоном.

В общем-то, подготовка к сессии никак не исключала боевой подготовки, поэтому весной с батальоном были проведены тактические учения. Тема – «Мотострелковый батальон на марше». Замысел – самый простой - мотострелковый батальон выдвигается в некий район сосредоточения, где получит дальнейшую задачу на ведение боевых действий. Часть пути – на автомобилях, часть – в пешем порядке. На маршруте выдвижения батальона возможны действия диверсионных групп противника.

Диверсантами были назначены из нашего взвода – Влад Посадский, Серёга Петишин, Андрей Эмолиньш, Витя Селиванов, я  и Серёга Горшков.

Командиром разведывательно-диверсионной группы – полковник Сушунов. Лёгкая ирония и надежда на благостное времяпровождение рухнула сразу же, как только выдвинулись на сутки раньше в район первой диверсии.

Сушунов кроме других своих многочисленных достоинств оказался отличным инженером, хотя, казалось бы, это для него было непрофильной специальностью. Потому расслабляться не пришлось. Расположились на месте. Организовали днёвку. И затем – целый день занятия по организации минно-взрывных заграждений различных видов, устройству завалов и препятствий.

Конечно же, мины обозначались тротиловыми шашками. Главной задачей ведь для нас было пошуметь с абсолютной безопасностью для людей. Но надолго запомнилась его наука по организации  сети для подрыва магистральным способом, с использованием подрывной машинки, устройство завалов с применением огневого способа взрывания.

Каждому был определён участок деятельности, соответственно, проводились и тренировки в течение дня.

Зато потом был вечер у костра, долгие неторопливые разговоры, мятный чай из солдатского котелка.

Хотя охранение было выставлено – на войне, чай, не на прогулке!

На следующий день вышли на боевое применение. Вот уж где удалось потешить извечную тягу военного человека к разрушению!

И деревья валили в самых неудобных для передвигающихся подразделений местах, и взрывпакетами забрасывали расслабившиеся в автомобилях войска. Правда, и побегать пришлось – отчасти для максимально быстрого перемещения на очередной рубеж, отчасти, чтобы не попасть под горячую руку благодарных друзей из родного батальона.

Минно-взрывное дело даже в виде имитации всегда подразумевает некий элемент неожиданности. Не всё всегда идёт по плану. В жизни ведь всегда есть место подвигу.

Так случилось и в этот раз.

На завершающем этапе учений по замыслу создавался завал на дороге, с флангов батальон попадал под обстрел, после чего личный состав спешивался, открывал ответный огонь, и подразделения разворачивались для уничтожения противника.

Отход диверсионных групп обозначался подрывами тротиловых шашек перед фронтом наступающих подразделений.

Как бывает в особо напряжённых случаях – подрывная машинка отказалась работать именно тогда, когда без неё терялся весь смысл занятия – в момент развёртывания войск для контратаки.

Но задача ведь поставлена! А, значит, должна быть выполнена.

В тот момент стёрлись все условности. Странное ощущение – забылось, кто ты, что здесь делаешь, что наступают свои братья – курсанты. В голове только - вот противник, необходимо взорвать перед ним минно-взрывное заграждение. Оставался единственный выход – вырвать провода из подрывной машинки  и руками прижать к клеммам запасной батареи.

Вместе со взрывами рассеялось наваждение. Надо было уносить ноги, не то друзья в горячке боя тоже забудут, что мы диверсанты только сегодня. А так мы свои, нас бить не надо.

От великого до смешного один шаг.

Так в заботах пролетел последний семестр и батальон подошёл к своим последним экзаменам.

Восьмая, последняя, сессия прошла по отработанному сценарию. Те, кто ждал синего диплома, ходили с красными мордами, сдавая свои посредственные знания на «хорошо» и «отлично».

Краснодипломникам было посложнее. Но у кого из преподавателей поднимется рука, чтобы загубить такой штучный товар, да ещё перед самым выходом готовой продукции. Так что нужно было очень сильно постараться, чтобы завалить так хорошо налаженное дело.

Одно только тревожило и сбивало с привычного ритма – после сессии вместо привычного уже отпуска неотвратимо надвигались ГОСы – государственные выпускные экзамены.